«А ты, Тамира, сама-то из каких будешь?» — словно раздался голос из темноты.

Она грустно улыбнулась: «А я где-то между. Сама никого не ем, но и мной, наверное, подавятся!»

А эта крашеная тетенька — явно из пожирающих. Причем с недюжинным аппетитом. Все ей мало, остановиться не может, зачем-то снова взялась бедного пианиста унижать. Зачем-то опять добавила с чувством, что он ничтожество из ничтожеств, ну и так далее.

Он как-то сжался, даже, кажется, сделался меньше ростом.

И Тамире так его стало жалко, так жалко, что прямо полюбила бы.

…Дверной звонок звучал как-то нервно, слишком долго, словно кто-то долго не решался позвонить, а потом нажал на кнопку что есть сил.

«Кого опять несет нелегкая?» — вздрогнул Дымов. Кабанов вернулся, женщина-солдафон или посланник иных миров?

— Здравствуй, папа! — сказала Лера, насмешливо улыбаясь.

* * *

Когда он узнал о существовании Леры, то решение возникло само собой: у ребенка должен быть отец, они с Евой будут жить вместе.

И началась совместная жизнь.

Конечно, бурного романа и «половодья чувств» не было, вместо этого — крепкая привязанность, дружба, доверие и множество общих интересов. Этого набора ему оказалось вполне достаточно для того, чтобы чувствовать себя рядом с Евой вполне комфортно.

Ева была заботливой, спокойной, создавала все условия для его реализации.

Разумеется, сказывалась разница в возрасте, порой его тяготила чрезмерная забота жены, в которой проскальзывало нечто материнское, — в двадцать пять лет, наверное, от женщины ждешь другого, но, в общем, все шло гладко. Кстати, отношения они так и не оформили.

Однажды он завел разговор о браке, но Ева отказалась. «Не бери в голову, Дымов, зачем такие жертвы?»

Ну ладно, не хочет и не хочет, он настаивать не стал.

Так и жили. Ева сосредоточилась на ребенке, полностью ушла в заботы о дочери, а он в это время искал себя, начал концертировать; в общем, существовали мирно, но при этом «параллельно», как две прямые. Рядом, но не пересекаясь.

А потом появилась Ирина. Решительная, деловая… Если бы не ее решительность и умение настоять на своем, он бы, возможно, так и не решился уйти. Но Ирина заявила, что если он сам не сообщит жене о разрыве, это придется сделать ей.

«Дорогой, твоей жене надо рассказать правду о нас! Ну что значит „тяжело“? Представь себя хирургом, который должен отсечь больной орган, чтобы помочь человеку, избавить его от боли. Неужели долгая ноющая боль лучше?»

Хирургом Ирина оказалась еще тем, это он потом понял. Она и ему по ходу дела с удовольствием бы ампутировала все, включая жизненно важные органы. Но это понимание пришло позже, а тогда он настолько подпал под ее влияние, что почти поверил: да, жить без этой женщины не может, и единственное честное решение — оставить ту, другую.

Дымов долго не мог на это решиться. Когда же он все-таки сообщил Еве о своем романе, было ощущение, что он ударил собаку или ребенка.

Ева ничего не ответила, промолчала, но во взгляде читалось: «Сволочь ты, Вадим…»

Лере тогда было десять лет.

…Он смотрел на нее и не верил глазам: неужели эта красавица — его Лера? Как это странно, однако. Была девочка, с хвостиками и ямочками на щеках. Она всегда просила его о чем-то — почитать книжку или сходить в зоопарк… А он так уставал — гастроли, концерты, — что на зоопарки и детские книжки уже не оставалось сил. Временами накатывало чувство вины, от которого он пытался избавиться, задаривая девочку бесчисленными мягкими игрушками и дорогими нарядами.

После женитьбы на Ирине он, конечно, встречался с дочерью, но их общение носило довольно стихийный характер. Теперь вместо мягких игрушек он дарил телефоны и украшения.

А после переезда за границу формой связи с дочерью стали денежные переводы и редкие телефонные звонки. Нет, он предлагал Еве отправить дочь жить к нему, но та была против, и как-то все не случалось.

В общем, он смотрел на взрослую красивую девицу и думал про себя: «Дочь ты прошляпил, Дымов». Девочка выросла, а он не успел заметить, когда это произошло. И ты ей теперь, незадачливый папаша, на фиг не нужен.

…Смущенно и виновато он пригласил ее пройти на кухню.

Дочь удивленно взглянула на него:

— А что, ты не один?

Будь проклят этот водевиль, обреченно вздохнул Дымов и пообещал «все объяснить».

Лера холодно попросила извинить ее за то, что не смогла предупредить о приходе. Он махнул рукой: да что ты, все хорошо, я очень рад видеть тебя при любых обстоятельствах. Интересно, это прозвучало как явно фальшиво и вымученно?

Усадив Леру в кресло на кухне, он вымученно стал задавать какие-то общие вопросы, в том числе о Еве. В ответ Лера усмехнулась, всем видом дав понять, что не особенно верит его интересу. Впрочем, на вопрос о матери ответила, и довольно развернуто.

Рассказала, что Ева ревностно следит за его выступлениями, слушает записи и по-прежнему фанатеет от его таланта…

Дымов нахмурился: ему не нравилась ее ирония. Впрочем, он промолчал.

— Так что ты хочешь объяснить? У тебя гости? — Лера вложила в улыбку убийственную порцию сарказма.

Он замялся.

— Может, мне лучше уйти?

— Ну что ты!

Какая идиотская ситуация!

Ну, конечно, Ирина никогда не отличалась деликатностью. Не стала ждать в гостиной и пришла разведать обстановку.

Заглянула на кухню:

— Вадим, кто пришел? Ой! Здрасьте!

Ирина оглядела Леру. По всей видимости, не узнала. Еще бы, девочка так изменилась!

— Познакомишь нас?

— А мы знакомы! — отчеканила Лера. — По крайней мере, я с вами точно. Мы же почти родственницы!

До Ирины дошло довольно быстро.

— А-а-а, вот оно что! Надо же, ты так выросла… Стала совсем большая.

Лера невозмутимо пожала плечами:

— С детьми это иногда случается!

— Идемте в комнату, — сказал Дымов, — чего здесь сидеть.

* * *

— Познакомьтесь, это моя дочь, Лера.

Тамира с Лерой кивнули друг другу. Дымов невольно залюбовался — как обе хороши.

— Кстати, это жена твоего отца! — мстительно ввернула Ирина.

И без того большие глаза Леры сделались огромными.

Тамира усмехнулась:

— Тетенька шутит, не обращай внимания!

— А что здесь вообще происходит? — спросила Лера.

— Это долгая история! — вздохнул Дымов.

— А я, в принципе, никуда не спешу, — с каким-то вызовом ответила Лера и в подтверждение уселась на диван, нога на ногу: мол, я-то у себя дома, а вы как хотите.