другом. О таких вещах не говорят. Ибрагим, Якуб и Надия взяли в союз Кору, не потому что помнили, как составили круг и как мана текла рекой, исцеляя ее рану и не требуя от нас ничего, кроме искренней заботы. Они договорились с ней, потому что Кора и Надия владели заклинаниями танца – есть множество заклинаний, которые усиливаются, если танцевать, накладывая их – и теперь они тренировались в танцах с магическими мечами, которые ковал Якуб. Ибрагим раздобыл для них хорошее фазовое заклинание у одного из приятелей по анклаву, который продал его задешево – в знак извинения за то, что не пригласил Ибрагима в свой союз. Это была хорошая, надежная боевая четверка, и как минимум двое или трое членов анклавов уже предложили им присоединиться. Вот в чем дело. Союзников выбирают не потому, что они тебе нравятся, и не потому, что ты хочешь, чтобы они выжили.

Но сообща мы набрали достаточно веских причин, чтобы сказать Джовани «да», и, когда мы подошли к нашему столу, Аадхья отвела его в сторонку и спросила; таким образом, три наших союза были скреплены, и все согласились, что на следующее утро нужно устроить первую тренировку. Даже Орион. Очевидно, он до сих пор не удосуживался подумать о том, как выбраться из школы (не считая варианта «убивай тварей, пока не останется ни одной»), но он слышал, как мы обсуждали достоинства и недостатки первого визита в спортзал. Нужно было держать ухо востро – вдруг какой-нибудь настоящий злыдень за ночь пролезет туда и спрячется на полосе препятствий. Тут Орион вскинул голову и сказал:

– Слушайте, а вы не против, если я схожу с вами?

Удивительно, но никто не возражал.

На следующее утро после завтрака мы отправились вниз. Я не бывала в спортзале со дня Праздника. И мне так и не удалось морально подготовиться к тому, что я увидела. Какие-то безмозглые малолетки – это могли быть только малолетки – посеяли в кадки у стен семена из алхимических запасов, а местные чары превратили их в живые изгороди, так что теперь граница между стенами и полом исчезла и иллюзия живой природы стала еще полнее. С больших деревьев вдалеке осыпалась листва, мокрые темные ветки припорошил снег, на котором кое-где виднелись алые точки – сидящие птицы – травинки под ногами сделались хрупкими от мороза. Наше дыхание паром повисало в воздухе.

– Что… – сказал Джовани и замолчал.

Все мы именно так себя и чувствовали.

Ну, положим, не все.

– Как здорово, Эль, – сказал Орион мечтательно, вытянув руки и обратив лицо к искусственному снежку, которым небо приветствовало нас. – Я бы в жизни не догадался, что это иллюзия.

Полагаю, он счел это комплиментом.

Прищурившись, можно было определить границу полосы препятствий: вдоль нашей части зала шел низкий деревянный заборчик. Но, не считая этого, полоса препятствий полностью сливалась с окружающим пейзажем – колючие кусты, деревья с ветвями, похожими на растопыренные руки, крутой холм, покрытый снегом, тонкая серая дымка, затянувшая широкую черную полосу речного льда, готового превратиться в зазубренные осколки. Я насчитала десяток малоприятных способов переправы – тонкую хлипкую доску, скользкие камни, торчавшие изо льда, относительно прочный на вид узкий каменный мост, который, несомненно, был опаснее всего… Изнутри двери спортзала казались массивными железными воротами в стене загадочной, подбивающей на подвиги башни.

Мы начали неправильно. Оптимальный вариант для тренировки – броситься на полосу препятствий немедленно, не вглядываясь. Когда ты преодолеешь ее, хромой и в синяках (если преодолеешь, конечно), то осмысляешь все, что сделал не так, и до конца недели пробуешь новые подходы, а в понедельник возникают новые препятствия, и история начинается сначала. Если повезет, на каждой неделе тебе будет все лучше и лучше удаваться первая попытка, совершаемая без предварительного планирования. Во время выпуска планировать будет некогда. Но…

– Давайте начнем, пока не пришли следующие, – сказала я, а потом поняла, что все ждут меня – это было очевидно и в то же время пугало.

Я взглянула на очаровательный зимний пейзаж. Все злыдни, какие были в зале, попрятались, не считая слабых танцующих огоньков на другом берегу реки, которые переливались разными цветами в тумане, именно так, как если бы здесь завелись болотные огни – правда, они по большей части представляют собой декоративные механизмы, и в практических целях от них мало толку. Это могла быть какая-то разновидность пожирателя душ, однако настоящие пожиратели душ, оказавшись так близко друг от друга, слились бы в одного очень голодного пожирателя, так что от целой стаи тоже не было особой практической пользы. Впрочем, бесполезное тоже бывает опасным. Поддельные твари, которые появляются на полосе препятствий, очень похожи на тех, с кем мы встречаемся в курсе изучения злыдней – они не настоящие, но это не значит, что они безвредны; а иногда подлинные монстры тоже прокрадываются сюда и прикидываются поддельными, чтобы тебя сцапать. Но не стоит ждать и выяснять, кто из них кто. Я сделала глубокий вдох и кивнула Лю; та заиграла на лютне, а я слегка дрожащим голосом запела заклинание, усиливающее ману, и бросилась вперед.

Снег расступился, прежде чем мы успели отойти на несколько шагов от двери, и выскочили изогнутые зазубренные лезвия, целясь нам в живот, – а потом я вообще перестала следить, в каком порядке возникали препятствия. Реку нужно было пересечь дважды, по пути туда и обратно, но я не помню, в какой момент превратила воду в лаву. Иллюзия изо всех сил пыталась внушить нам, что никакой дальней стены нет; когда мы подошли близко, сотней потусторонних голосов взвыла вьюга, убеждая нас вернуться.

Нет, лава все-таки была по пути туда, потому что на обратном пути полоса препятствий еще боролась с моим заклинанием, и сквозь трещины во льду вырывались упругие струи адски горячего пара. Одна из них задела ногу Якуба, и на каждом шагу на протяжении всего пути до двери он выкрикивал дикие ругательства (я в этом абсолютно уверена). Якуб такой воспитанный и приличный мальчик, всегда безупречно вежливый; при других обстоятельствах это было бы даже смешно, но только не здесь. Здесь это значило, что ему очень больно, впору корчиться и выть, но дать себе волю он не мог, потому что отстать значило умереть. Едва выбравшись в коридор, Якуб упал, а потом попытался перевязать обожженную ногу, продолжая вполголоса ругаться. На глазах у него стояли слезы, а руки так тряслись, что не получалось развернуть бинт.

– Хорош орать! – велел Ибрагим, опускаясь на колени рядом с ним.

Он