Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уолтер заторопился за ней, временами оскальзываясь и едва удерживаясь на ногах. Они продрались сквозь густой подлесок; под ногами хрустел ковер из опавших листьев. Уолтер понизил голос:
— Мы тут так шумим, что любой догадается о нашем присутствии.
Эшли скользнула вокруг лучом фонарика.
— Что это? — Она осветила двухфутовый камень, вросший в землю у корней дуба. Низко свисавшие ветви создавали вокруг него подобие колыбели.
— Просто камень, — ответил Уолтер.
Пригнувшись, Эшли положила ладонь на гладкую поверхность камня.
— Нет. На нем что-то вырезано, какая-то надпись. — Она осветила его лицевую сторону. «Родился — 1948. В последний раз его видели у этого дерева 31 октября 1964 года».
Эшли повернулась к Уолтеру. Даже в темноте он видел, насколько она встревожена.
— Это надгробие! — выдохнула она.
Бонни пролетела сквозь холодную тьму. Она взмахивала крыльями, но те, не находя опоры, трепетали в безмолвном вакууме. Тут не было воздуха, и, не в силах набрать его, она не могла ни перевести дыхание, ни вскрикнуть. Сердце у нее отчаянно колотилось. Бонни казалось, что кожа у нее вот-вот лопнет. Наконец ее подхватила воздушная подушка. Подставив крылья прохладному ветерку, она стала медленно опускаться, получив возможность сверху оглядеть окружающее.
Над горизонтом поднималось солнце, бросая узкие лучи сквозь толщу розовых и оранжевых облаков. Внизу лежал город — каминные трубы возвышались над покатыми крышами. Бонни видела пустые повозки на обочинах дорог, ящики, наваленные в улочках между тесно сгрудившимися строениями. Ни из одной трубы не вилось дымка. Ни в одном из домов не было проблеска света. На улицах, мощенных брусчаткой, не было ни одного фонаря. Бонни огляделась в поисках хоть каких-то признаков жизни. Ничего. На улицах не было даже мусора.
Она спустилась пониже и с ходу совершила посадку в центре города, на булыжную мостовую. Отдышавшись, она осмотрелась. Перед ней было что-то среднее между городом-призраком Старого Запада и современной английской деревней. По обеим сторонам улиц тянулись пустые магазинчики и конторы, от портняжной мастерской под названием «Шьем лучше, чем выглядим» до паба с изображением средневековой бутылки над дверью и вывеской «Для вас — самый лучший эль». Бонни прошептала: «Неудивительно, что тут город-призрак. Наверно, эти бандиты всех поубивали». Порыв ветра швырнул ей на ноги горсть песка; открытая дверь, качнувшись, скрипнула ржавыми петлями. Она не удивилась бы, увидев, как по улице катится перекати-поле.
В глубине улицы мелькнула летучая тень — словно пес уносил ноги. Бонни рывком повернулась в ту сторону. Больше никакого движения. Она торопливо втиснулась в узкий проход и бросила взгляд на вывеску над ближайшей дверью. «Галантерея из Сахары». За пыльными стеклами тянулись пустые полки и на полу валялись разломанные ящики. Прижимаясь к стене, Бонни подобралась поближе к той улице, где видела тень, и, раскинув крылья, готовые к взлету, выглянула из-за угла. Поскольку солнце стояло еще низко над горизонтом, узкий проход между домами был погружен в тень. Примерно в тридцати ярдах улица кончалась массивной кирпичной стеной, у которой была навалена груда ящиков. Бонни закусила губу и сделала три осторожных шага в тень.
До нее донесся сдавленный вздох. Присев на корточки, Бонни стала искать источник звука и неторопливо двинулась к одному из пустых ящиков. Подобравшись, она быстрым рывком откинула его в сторону.
— Девочка! — Бонни хлопнула себя по груди.
Закрывая лицо дрожащими руками, в угол между стеной и грудой ящиков забилась девчушка.
— Уходи, уходи от меня! — крикнула она.
У Бонни на глаза навернулись слезы. На девочке было истрепанное платье, некогда украшенное оборками. Ее руки потемнели от уличной грязи.
— Не бойся! — охрипшим от волнения голосом сказала Бонни. — Я не обижу тебя.
Девочка пискнула, как испуганный котенок:
— Ты… ты же монстр! Летучая мышь!
Бонни быстро сложила крылья и привела голос в порядок.
— Я вовсе не летучая мышь. Я девочка, такая же, как ты. — Сидя на корточках, Бонни придвинулась поближе. — Мои крылья — это просто дополнение. Во всем остальном я самая обыкновенная.
— Ты не самая обыкновенная! У тебя чешуя, как у ящерицы.
Бонни коснулась щеки и почувствовала трещинки между кожистыми бугорками. Закрыв глаза, она перевела дыхание и снова посмотрела на девочку. У девочки был такой жалкий вид, что Бонни сглотнула комок в горле.
— Я не знаю, как объяснить эту чешую, — сказала она, — но я в самом деле не монстр. Я не причиню тебе вреда. — Она протянула руку. — Мое имя Бонни Сильвер. А как тебя зовут?
У девочки дрогнули губы:
— Ш… Шайло.
Бонни осторожно нагнулась к ней и погладила по плечу.
— Можешь подняться и поговорить со мной? Может, нам удастся помочь друг другу.
Шайло ухватилась за руку Бонни, и та, потянув, помогла ей встать на ноги. Когда Шайло выпрямилась, на лицо ее упали лучи восходящего солнца. Бонни в испуге отскочила, выпустив руку Шайло.
— Ты выглядишь… — Она с трудом перевела дыхание. — Ты выглядишь точно как я!
Глаза Шайло под сдвинутыми бровями прищурились, и в голосе появились резкие нотки:
— Как ты можешь такое говорить? И вовсе я не выгляжу как ты.
Бонни не сводила глаз с лица Шайло — голубые глаза, маленький носик, пряди светлых волос. Ей казалось, что она смотрит в зеркало — пусть заляпанное грязью, — но в нем она узнавала себя.
— Я не всегда так выглядела. Не знаю, что случилось со мной.
Шайло сдержанно улыбнулась:
— Значит, мы в одной лодке. Я тоже не знаю, что со мной случилось.
Улицу продувал холодный утренний ветер. Шайло покрепче обняла себя руками и поежилась. Подол ее некогда нарядного платья доходил до коленок в ссадинах; на левой голени тоже тянулась царапина. Бонни осмотрелась. Тупик был пуст, и на улице по-прежнему никого не было видно. Она стащила с себя свитер.
— Не хочешь утеплиться?
— Не отказалась бы, — ответила Шайло, растирая руки.
Бонни сняла рубашку, что была под свитером, и снова натянула его.
— Прости, что не такая уж чистая, — сказала она, протягивая девочке рубашку.
Шайло просунула голову в ворот, продела руки в длинные рукава и аккуратно одернула рубашку:
— Какая красивая и теплая!
Бонни оправила свитер.
— Очень хорошо. А я и в одном свитере не замерзну. Просто не понимаю, как ты полуголая могла выдержать такой холод.
— Сама не знаю, но, по крайней мере, ногам тепло. — Она показала на свои темно-синие кроссовки. — Рада, что хоть их надела, а не выходные кожаные туфельки. Они бы долго не продержались.