Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так что это за место? — спросила Бонни. — Ты одна тут живешь?
Не отрывая взгляда от улицы, что тянулась за спиной Бонни, Шайло растерла ладони и подула на пальцы.
— Одна? Вроде того. Это такое странное место, что трудно объяснить.
— А ты попробуй. — Бонни расправила крылья и большим пальцем показала себе за спину. — Большей странности, чем они, трудно увидеть.
— Да, крылья, конечно, странные, — кивнула Шайло. — Но ты поймешь, что я имела в виду, когда увидишь здешних людей.
Бонни повернулась к пустынной улице:
— Людей?
Шайло вышла из тупичка, посмотрела в обе стороны и певуче повторила:
— Увидишь.
По узкому тротуару она прошла до галантерейного магазина и присела на скамейку. Откинувшись на спинку, скрестила на груди тонкие руки. На рубашке был отпечатан рисунок: могучий царь зверей, а под ним крупными буквами надпись «Я не ручной лев». Бонни села рядом, подавшись немного вперед, чтобы дать место крыльям.
— Как ты попала сюда?
— А я собиралась тебя об этом же спросить, — сказала Шайло. — Я ни разу не могла найти пути из этого города. Каждая улица кончается тупиком.
— Я прилетела из… ну, думаю, можно сказать, из другого измерения. Я была с моим другом Билли Баннистером, но мы разделились, так что сейчас он, скорее всего, ищет меня. — Бонни стала массировать колено. — Понимаю, что это звучит диковато, но что поделаешь.
Шайло отколупнула щепку от скамейки.
— Не более дико, чем то, что случилось со мной. Меня похитили и заперли в маленькой комнате, где я проснулась три дня спустя.
— Похитили? Кто тебя похитил?
— Ты не знаешь, как их зовут. Это были коротышка с гнусным дыханием и жуткая женщина в безвкусной черной одежде.
Бонни склонила голову набок.
— Черной?
— Черной и в обтяжку. Она напомнила мне Мортисию из «Семейки Адамсов».
— «Семейки Адамсов»?
— Да. Из американского телевидения. Я много раз бывала в Штатах, и мне нравилось смотреть их программы.
— Но это же было давным-давно. — Бонни, прищурившись, смерила Шайло взглядом. — Как долго ты здесь находишься?
Шайло провела пальцем по серии зарубок на спинке скамьи.
— Я отмечала каждый раз, когда солнце доходило до вон той старой мельницы. Думаю, вот тогда-то и начиналась зима. — Она подняла глаза к солнцу, которое сейчас было высоко над горизонтом. — Оно движется туда, так что прикидываю, скоро начнется зима.
Бонни сосчитала зарубки — по пять штук, перечеркнутых поперечной полосой.
— Тридцать девять? — Она схватила Шайло за плечо. — Ты провела здесь тридцать девять лет?
Шайло откинула голову и чуть отодвинулась.
— Наверно, сейчас уже сорок. В первый раз я обратила внимание на солнце только через два месяца после того, как оказалась здесь, а до этого я не делала отметок.
— Сорок лет! Ну и ну! Но как же ты осталась такой юной?
— Странно, да? — Шайло сжала щеки ладонями. — Я порой вижу в окнах свое отражение, и мне все еще пятнадцать.
— Пятнадцать? — Бонни ткнула себя пальцем в грудь. — А мне будет пятнадцать в декабре.
— Правда? А какой сейчас месяц? Вроде октябрь?
— В общем, да. Англию я покинула тридцать первого.
Шайло опустила голову и засмеялась, но смех у нее был грустный.
— Ну что ж… со счастливым меня днем рождения!
— У тебя сегодня день рождения?
— Да. Если в этом мире та же самая дата, то я уже сорок раз отмечаю пятнадцатилетие.
— Уф! — Бонни откинулась назад, опершись на крылья. — Как же ты здесь выжила? Что ты ешь?
— Я ем… — Шайло настороженно выпрямилась. — Смотри, кто сюда идет!
Человек с усами, в черном костюме и с галстуком-бабочкой неторопливо двигался по тротуару, повесив трость на руку. На голове у него был котелок, а ноги украшали ярко начищенные кожаные туфли. Казалось, он вытянул губы, чтобы свистнуть, но никаких звуков не было слышно. Спрыгнув со скамейки и повернувшись спиной к Бонни, Шайло преградила ему путь:
— Смотри!
Когда мужчина оказался рядом, Шайло дернула его за рукав.
— Пожалуйста, послушайте меня, сэр! Меня сюда заманили.
Человек продолжал идти, а Шайло, оставаясь рядом с ним, дергала его за фалды.
— Вы можете помочь мне вернуться домой? У вас есть какая-нибудь еда?
Казалось, мужчина совершенно не замечал, что его дергают за одежду или за руку. Он вообще ничего не замечал.
Шайло шлепнулась на скамейку и раскинула руки по спинке.
— Я зову этого типа Бат, потому что он мне напоминает Бата Мастерсона. — Она подмигнула Бонни. — Это уже другое ТВ-шоу. Оно шло до того, как я оказалась здесь.
Бонни кивнула:
— Я слышала о нем.
— Я дала этим людям имена и следую за ними, пока они не исчезают. — Шайло пожала плечами. — Хоть какое-то развлечение.
— Напоминает игру в невидимки?
— Да. — Шайло закрыла глаза. — Знаешь, когда я была маленькой, то мечтала быть невидимкой, узнавать тайны, подслушивать, что говорят о тебе. — Она вздохнула. — Но на деле все оказалось не так весело.
— Ты спросила у него о еде, — напомнила Бонни. — Ты голодная?
Шайло похлопала себя по животу.
— Я голодная почти все время. Настоящей пищи здесь нет, но раз в день мне удается перекусывать.
— Только раз в день? И каким же образом?
Шайло посмотрела на солнце:
— Уже подходит время. Пойдем, я тебе покажу. — Она спрыгнула со скамейки и пошла посередине улицы.
Бонни заторопилась за ней. Они вышли на овальную площадь, в центре которой находилась двадцатифутовая статуя человека на вздыбившемся коне. Собачка в красном свитере бегала вокруг статуи, словно бы гоняя голубей. Казалось, она лаяла, но вокруг стояла тишина. На скамейке почтенная женщина читала книгу; над головой у нее был белый зонтик. Она поглядывала на собачку. По ее строгому лицу и шевелившимся губам было видно, что женщина покрикивает на нее. На каменном основании статуи большими квадратными буквами было вырезано восемь строк:
Круг шестой: тюрьма, засовы,
Мрак, отчаянье, решетки…
Рухнет страшная темница,
Смерть уступит место жизни.
Души, преданные правде,
Оживят навечно землю,
Овладев ключами мира,
Распахнув ворота счастью.
Бонни спросила:
— Ты понимаешь, что значат эти строки?