— Насколько я знаю, у Мартина есть женщина. Пока я его искал, мне многие говорили, что у них с Анс дела неважно, и его видели с какой-то блондинкой. Больше никто ничего не знал, но вчера вечером, незадолго до твоего звонка, одна его сотрудница сказала мне, что ее зовут Аннабелль. Я думаю, это и есть его пароль.

— И ты только сейчас мне это рассказываешь? — Я встала и проковыляла к окну. — Если мы собираемся идти туда сегодня, надо придумать, что делать с моей ногой.

Гарри предложил еще раз перебинтовать ее и намазать обезболивающей мазью. С болеутоляющими мне должно было стать полегче. А если нет, он поедет один.

— Нет. Я поеду с тобой. Это мое дело.

Я села на подоконник и посмотрела на улицу. Типичное воскресенье в Алкмаре. Снег на улицах машины превратили в кашу, лед в каналах был покрыт тонким слоем воды. Казалось, что снова начинается оттепель. В Нидерландах никогда не бывает долгой зимы.

У Мартина была женщина. Может быть, он хотел начать с ней новую жизнь. Поэтому он и просил Гарри оценить «Дюны». Если это так, то значит, что Анс и мои дети тоже в опасности.

— Я думаю, — сказал Гарри, — что он пустился в бега. Он чем-то занимался, дела шли хорошо, ему понадобилось больше денег, он получил их от меня, и тут что-то произошло. Он не смог закончить дела.

— Может быть, его уже и в живых-то нет. Эта алчная Аннабелль его и прикончила…

— Этого не может быть. По крайней мере, когда он удрал с моими деньгами, он был еще жив. И с этого момента он начал тебя доставать.

Гарри серьезно посмотрел на меня. Он выглядел усталым. Сейчас я заметила, что у него тоже были проблемы с юношескими прыщиками. Вот чем объясняется его преувеличенная коллекция средств по уходу за кожей. Он взял меня за руку:

— Вот что я думаю… Какова роль Анс в этом? Правда ли, что она ничего не знает об этом или просто тебе ничего не рассказывает…

— Анс у нас молчунья. Она гораздо охотнее занимается чужими проблемами, чем своими. Картинка ее собственной жизни должна быть совершенна. Я думаю, что она больше знает о Мартине, но мне никогда не расскажет. Во всяком случае у них в семье серьезные проблемы, и об этом она тоже не хочет распространяться.

— Ты ей доверяешь?

Я испугалась его вопроса:

— Она же моя сестра! Ты что, думаешь, я могу оставить своих детей с тем, кому я не доверяю? Мы не очень близки, но когда дело касается этого…

— Ну ладно. Только странно, что она не посвящает тебя в свои дела с Мартином. Мне кажется, что такие вещи именно с сестрой и обсуждают.

— Мы ничего не обсуждаем. И никогда ничего не обсуждали. Мы, конечно, помогали друг другу раньше, но всегда молча. Потом, когда я ушла из дома, у нас стало все по-разному. Она чувствовала, что я ее бросила, а меня раздражало, что она строила из себя мисс Совершенство, что она всегда все лучше знала, лучше делала и лучше понимала. Она всегда старалась играть мою мать, а я этого терпеть не могла.

— Но когда тебе нужно было уехать из Амстердама, она оказалась первой, куда ты направилась.

— У меня не было никого другого.

— У тебя нет подруг?

Я покачала головой:

— Настоящих нет. Во всяком случае никого за пределами Амстердама.

— Даже старых друзей?

— Никого. Может быть, на этом закончим? Давай поговорим о более важных вещах. Например: как мы будем действовать?

Было темно, и город казался покинутым. Только несколько собачников рискнули выйти на улицу и гуляли, согнувшись от ветра. Снег почти весь растаял. Мы с Гарри сидели в машине и ждали, когда Анс выйдет из дома. Было холодно, и мы все время курили, пытаясь согреться и хоть немного расслабиться. Она не появлялась.

Полчаса назад я позвонила ей и сказала, что сижу в мотеле в Акерслоте, в двадцати минутах от ее дома, и мне совсем плохо. Она сказала, что немедленно приедет. Я предупредила, что, если она привезет с собой Виктора, я тут же сбегу опять. Она должна приехать одна. Я доверяю только ей и больше никому. Она пообещала. Сказала, что найдет для детей няню. Я слышала голоса Мейрел и Вольфа и попросила ее позвать их к телефону, но она ответила, что это неразумно. Ей наконец удалось их успокоить, и мой голос их только расстроит. Я нажала на отбой и отшвырнула телефон.

Руки совсем онемели от холода. Гарри предложил сходить выпить кофе в отеле, возле которого мы припарковались.

— Нам будет видно ее из окна. Пойдем, а то мы так окоченеем, что с места потом не сдвинемся.

Мы вышли из машины. В баре отеля было темно и душно, как будто сюда никогда не проникало ни лучика солнца. Пахло прогорклым кофе, сигаретами и рождественским печеньем. Толстая официантка со вздохом сползла с барной табуретки, завидев возможных клиентов. Гарри заказал два кофе, а я заняла столик у большого окна, откуда была видна входная дверь дома Анс.

Мы сидели молча, глядя на улицу. Официантка со стуком поставила на стол две чашки, которые купались в расплескавшемся в блюдцах кофе, и сунула чек под ветхий рождественский букет на столе. Она собралась зажечь красную свечу, но Гарри остановил ее, сказав, что у него от них болит голова. Тогда она пожала плечами и направилась к бару, где в пепельнице ее дожидалась тлеющая сигарета.

Гарри взглянул на часы и посмотрел на меня.

— Она должна была уже выехать, если хочет в полдевятого быть в Акерслоте.

— Может, она вообще не поедет. Отправила за мной Виктора или Ван Дейка.

— Она может так поступить? Мы как-то об этом не подумали…

— Я не знаю, Гарри. Мне показалось, она поедет. Если она, конечно, на самом деле хочет мне помочь. Я ведь так ее просила…

— Может, она решила, что ты хочешь выманить ее от детей. Ты должна ей позвонить. Узнай, в дороге ли она. Вот, возьми мой телефон, мой номер не определяется.

— И что мне сказать?

— Все равно что. Лишь бы она вышла из дома.

— Мы ведь можем дождаться, пока она ляжет спать?

— Кого ты боишься? Родной сестры?

Он сунул телефон мне под нос. Я набрала номер. Ладони тут же вспотели.

Анс взяла трубку, она тяжело дышала.

— Это я… Я тебя жду… — мой голос как будто споткнулся и сорвался. Ничего страшного, чем более странной я покажусь, тем лучше.

— Я не могу уехать, у меня здесь небольшая проблема.

— Но ты должна. Я не могу больше сидеть здесь одна…

— Я пытаюсь. Но Вольф приболел и не хочет меня отпускать. Я же не могу оставить няню одну с ребенком, который капризничает…

— Господи, что с ним?

Гарри испуганно посмотрел на меня и сунул мне пивную картонку и ручку. Я написала: Вольф заболел!