— Вот и молодец. Позову Анс, чтобы она помогла тебе собираться.

— Не надо. Я сама.

Он вышел из кухни. Я слышала, как в коридоре он набирает номер на своем мобильном. Нельзя было терять ни минуты.

Я сунула указательный палец в рот, как можно дальше в глотку. Должно получиться. Раньше получалось всегда, когда я перебирала с выпивкой, а надо было продержаться еще всю ночь. Слезы брызнули из глаз. Меня мутило, но не рвало. Надо сконцентрироваться. Сконцентрироваться на рвоте. Я села на колени, опустила голову над унитазом и сунула два пальца еще глубже. Горло сжала судорога. Я закашлялась, потом еще раз, и изо рта хлынула теплая волна горечи. Я выворачивала кишки наизнанку, пока не убедилась, что в моем организме не осталось ни следа Викторовой таблетки.

Дети спали, и теплый свет рождественской гирлянды мягко освещал их спокойные личики. Вольф посапывал, сунув в рот большой палец. Мейрел лежала спиной к двери, завернувшись в одеяло. Локоны прилипли к щекам.

Я присела рядом с ней и тихонько поцеловала. Она пахла печеньем и сном. Что-то заворчала и отвернулась от меня. «Пока, милая Мейрел. Я тебя люблю. Все будет хорошо». Я прижалась щекой к ее щеке и еще раз вдохнула ее чудесный запах. Мне так не хотелось ее оставлять, исчезнуть из ее жизни, как уже однажды сделал ее отец. Я вернусь. Как можно скорее.

Я встала и подошла к кровати Вольфа. Когда я присела к нему, он повернулся на спину и подтянул к лицу ладошки. Я погладила его кудряшки и серьезное личико.

— Привет, Вольф, — я поцеловала его.

— Привет, мам, — тихонько ответил он хриплым голоском и повернулся на бок.

Дверь спальни медленно открылась, и в комнату заглянул Виктор:

— Мария, ты готова?

Я покачала головой.

— Пойдем. Анс о них позаботится. Пойдем, тихонько, не надо их будить.

Я встала и пошла к двери.

Виктор повел меня к лестнице, слегка похлопывая по спине, видимо, лицемерно пытаясь меня утешить.

— Подожди, — попросила я на половине лестницы. — Я кое-что забыла.

— Анс принесет, скажи ей, что нужно, — ответил Виктор, подталкивая меня впереди себя.

— Нет, она не найдет. Это фотография детей. Мне непременно нужно ее взять.

Виктор вздохнул:

— Я тебе ее принесу, скажи, где она лежит.

Я развернулась и стала подниматься наверх:

— Послушай, я не сопротивляюсь, я выпила твою таблетку и уж точно не наложу на себя руки. Я не хочу, чтобы ты или Анс копались у меня в шмотках. Фотография лежит в шкатулке с дорогими вещами. Я просто ее заберу.

— Ладно. Я подожду внизу.

Я услышала, как хлопнула дверь внизу и Анс спросила Виктора, где я. Убедившись, что они меня не видят, я кинулась в спальню, сдернула со стула серый шерстяной свитер, схватила с кровати сумку и открыла балконную дверь. Времени думать не было. Бояться тоже. Я вскарабкалась на деревянную балюстраду и прыгнула вниз.

Сильно ударившись, я упала на мерзлый песок. Голова немного кружилась, и я на минуту засомневалась, не действуют ли еще остатки таблетки. Левая лодыжка страшно болела, но я мгновенно вскочила на ноги и побежала. Я бежала изо всех сил вниз по дюне, к пляжу, в темноту, где меня никто не смог бы увидеть. Холод пронизывал насквозь, до сих пор шел снег.

Я споткнулась и покатилась вниз по снегу. Вдалеке меня звали Виктор и Анс. Я поднялась и, зажав в руках сумку и свитер, побежала к морю, где песок был тверже. Виктор мог меня догнать. Как можно скорее надо было бежать в темноту, на север, прочь от мира людей.

На пляже было удивительно тихо. Спокойно шелестело море, ветер затих, и с черного неба летели снежинки. Я слышала только свое хриплое дыхание. Легкие горели огнем, и я не знала, как долго смогу продержаться. Остатки моей физической формы растаяли после двух недель беспрерывного курения. Я бежала, ничего не видя, не замечая боли. Я знала, что Виктор сдастся быстрее. Он был старше, толще, а курил не меньше меня. Еще немного, совсем немного, и я оторвусь.

Ноги промокли, вода залила сапоги. Сердце колотилось о ребра. Где-то совсем далеко Виктор отчаянно звал меня и кричал, чтобы я не боялась.

Я выбилась из сил. Из глаз катились слезы, я ничего не видела, ноги промокли и ничего не чувствовали от холода. Я падала, вставала и снова карабкалась к темным дюнам. Виктор уже не мог меня видеть, и если бы я поднялась на дюну и добралась до леса, то была бы в безопасности.

На зубах скрипели песчинки. Ноги заплетались в рыхлом песке. На четвереньках я взобралась на дюну, разорвав о колючую проволоку джинсы и поранив бедро. Но продолжала двигаться — расслабиться можно было только в лесу.

Наверху я опять побежала, пробираясь через кусты шиповника и крапиву к высоким соснам. Во рту пересохло, кровь будто бурлила, и так сильно, что я боялась, что моя голова разорвется. Едва дыша, я добралась до леса, где было темным-темно. Виктора больше не было слышно.

В лесу было так тихо, что я слышала, как в ушах шумит кровь. В бликах белого снега можно было хоть что-то разобрать. Тяжело дыша, я прислонилась к толстой сосне и стала дуть на окоченевшие ладони. От пота и снега я насквозь промокла и чувствовала, как по ноге течет что-то теплое. Кровь.

Внезапно я поняла, что от боли не смогу сделать больше ни шагу. Левая лодыжка подозрительно пульсировала. Я села на свитер и достала из сумки зажигалку и сигареты. Руки тряслись и дрожали так сильно, что зажечь сигарету никак не получалось. Я выругалась. Что за бред! Что я здесь делаю, черт возьми? И что дальше? Ледяной холод пробирался по спине. Здесь оставаться нельзя, можно замерзнуть насмерть. А мои дети вырастут с мыслью, что их мать и правда была сумасшедшей, и станут такими же одинокими и озлобленными, как я и Анс. Не в состоянии выстроить с кем-либо отношений, не научившись доверять ни друг другу, ни людям вообще.

Мое горло вдруг выдало какой-то пищащий всхлип. Как будто все силы покинули тело, и я испугалась. Ужасно испугалась. Что с Вольфом и Мейрел, пока меня нет, случится что-то страшное. Что кто-то из них заболеет или с ними произойдет несчастный случай. Что им будет больно или они погибнут, а я никогда не смогу прижать их к себе живыми и теплыми. Какой еще кошмар устроила я для них, так неожиданно бросив?

Я трясла зажигалку все яростней, пытаясь выбить из нее огонек, что-то теплое и светлое, к тому же мне надо было покурить, чтобы успокоиться. Я брошу. Когда все закончится, если когда-нибудь все будет хорошо, чего бы это ни стоило, тогда я не притронусь больше к сигарете. Ради Мейрел и Вольфа.

Наконец огонек загорелся. Я быстро закрыла его ладонью, защищая от ветра. Что теперь? Надо было позвонить. Геерту. Но чем он мог сейчас мне помочь? Он бы только взбесился и закатил сцену Анс. И в глубине души я все еще ему не доверяла. Был только один человек, к которому я могла обратиться.