— А зачем нам туда?

— Без понятия. Мой компас показывает на северо-восток. С недавнего времени у меня заработал внутренний компас. В этом, наверно, есть и твоя заслуга.

— Польщен!.. — Виктор достал сигарету, закурил, потом они двинулись дальше вверх по улице в сторону «Лагуны». — Слушай, Миш, а ты часто этим занимаешься?

— Чем именно?

— Ну, не знаю… как это точнее назвать. Изгоняешь злых духов или как?

Михаил усмехнулся:

— Какие, к черту, духи, Витя. Я вообще здесь случайно. Ленка Хохлова, которую ты так долго и безуспешно добивался, учится у меня на третьем курсе. Она моя студентка. У нее возникли проблемы, и я просто хотел ей помочь.

— Не пойму, при чем здесь я?

— Она думает, что на тебя навели порчу. Я решил проверить, так ли это на самом деле. Как выяснилось, ничего подобного.

— Угу, — буркнул Виктор. — А откуда у тебя этот талант?

«Вот же настырный! — подумал Михаил. — Ему, может, дышать осталось всего ничего, а он чужой биографией интересуется!»

— Ты даже в стрессовых ситуациях остаешься журналистом, — с улыбкой заметил Михаил. — Я точно не знаю, откуда это у меня. Моя бабушка умела делать кучу всяких вещей, о которых тогда не писали в научных журналах и за которые можно было получить реальный срок.

— Ты ее наследник?

— Хрен знает. Я просто упал с качелей…

— Чего? — не понял Виктор, но Михаил его уже не слушал. Он внимательно смотрел вперед.

Они почти подошли к следующему перекрестку, у которого в окружении торговых рядов мини-рынка нелепым исполином возвышался многоэтажный торговый комплекс с ночным клубом «Лагуна». До парковки возле клуба оставалось метров двести — триста. Там в отличие от мирно спящих близлежащих кварталов наблюдалось оживление. Более того, возле клуба что-то происходило.

«Кажется, это то, чего ты ожидал, — мысленно сказал себе Михаил. — Иначе быть не может».

Александр Саакян этой ночью тоже не спал. За всю свою жизнь он мог пожаловаться на бессонницу лишь дважды — когда первая жена несколько суток пыталась самостоятельно разродиться его первенцем (к слову, ей так и не удалось это сделать, уже мертвого ребенка вытаскивали щипцами) и когда на него пытались повесить дело о крупной взятке. За исключением этих двух действительно тяжких случаев Саакян всегда спал отлично и сны, как правило, видел вполне оптимистичные.

Но сегодня что-то шло не так. Сначала он до полуночи ворочался в своей постели, глядя то на фонарь за окном, то на репродукцию Пикассо на стене, потом — уже около часа ночи — вылез из кровати, побрел на кухню, там сварил себе кофе и уселся перед телевизором. До одурения насмотревшись закольцованных информационных сюжетов на канале «Евроньюс», он выключил ящик, набросил поверх пижамы халат и вышел на балкон.

Александр Георгиевич Саакян определенно что-то чувствовал. Он рассеянно рассматривал крыши дорогих автомобилей, расставленных в идеальном геометрическом порядке на парковке элитного дома, смотрел на перекуривавшего на крыльце охранника, потом переводил взгляд на уличный фонарь, висевший аккурат на уровне его окон на втором этаже… и постепенно стал ощущать что-то вроде легкой паники. Это было в новинку, это было незнакомо, непривычно и неприятно. Он прижал правую руку к груди, вдохнул побольше воздуха.

Черт, определенно где-то что-то происходит, и происходит с человеком, с которым у него с недавних пор установилась странная связь. Да, с этим молокососом, с этим выскочкой и баловнем судьбы Михаилом Вячеславовичем Поречниковым.

Послать ему пожелание удачи? Или помочь провалиться к чертовой матери?

Саакян вернулся в спальню, посмотрел на зеленый циферблат электронного будильника. Три двадцать две.

— Время приема лекарств, — пробубнил Саакян с дурацкой ухмылкой — с той самой ухмылкой, которая однажды так напугала Лену Хохлову, — и лег в постель.

Паника постепенно отступала.

Все произошло очень быстро, и трудно было поверить, что всего лишь пять минут назад обе мерзких зеленых гусеницы мирно «жевали листья», не обращая ни малейшего внимания на окружающий их пейзаж. Филя почти спал за своим столиком, а Дюша собирался еще выпить пива. Оперативники подобрались очень близко и сгруппировались, готовые в один момент подхватить негодяев под руки.

— Время приема лекарств, — сказал Баранов и начал трясти Филиппа Бастрыкина за руку. — Эй, чудилка, проснись, твой автобус пришел…

Тут произошло то, что очевидцы и непосредственные участники операции еще долго пересказывали друг другу во время перекуров. Филя-Вупсень, за секунду до обращения к нему спавший мертвецким сном, поднял голову, внимательно посмотрел на капитана, улыбнулся, словно старому знакомому, потом аккуратно, но чрезвычайно мощно боднул его лбом в челюсть. Баранов опрокинулся на пол вместе со стулом, на котором сидел. В образовавшуюся паузу Филя успел выдернуть из-под рубашки пистолет. То же самое сделал и Дюша-Бубсень, сидевший за другим столиком.

Два выстрела — две вспышки, два мощнейших удара по барабанным перепонкам самых стойких завсегдатаев клуба, — и два оперативника улетают с поля боя, как пластмассовые солдатики. Один из них, молодой лейтенантик Саша, был ранен в плечо, второй, приехавший с Барановым, кажется, получил пулю в живот.

В клубе поднялся визг. Немногочисленные посетители разбегались в разные стороны, сшибая мебель, по ажурным лестницам со второго этажа, на котором располагалась стрип-зона, неслись местные охранники в белых рубашках а-ля официант — перепуганные и взъерошенные, словно только что сами зажигали на эротическом шоу.

— Стоять!!! — орал Филя, водя пистолетом из стороны в сторону. — Всем стоять на месте, буду стрелять!!!

Чтобы ни у кого не возникало сомнений, он поднял ствол и выстрелил вверх, в абажур светильника. Короткая вспышка — и на головы обрушился стеклянный дождь.

— Стоять!!!

Зеленые гусеницы заняли оборону, встав спиной к спине, как Буч Кэссиди и Санденс Кид. Капитан решил, что операцию можно считать проваленной. Двое оперативников были нейтрализованы, а Баранов и его уцелевший напарник оказались на прицеле.

— Разошлись в стороны! — велел Филя охранникам, загородившим выход из бильярдного зала. Те продолжали стоять, разведя руки в стороны. — Разошлись, бл…!!!

Капитан Баранов приподнялся на локтях, потрогал челюсть. Определенно, это была самая дурацкая операция в его жизни. Почему он не заставил себя немного отдохнуть и все взвесить на свежую голову? О чем он только думал все это время?!

Едва он заворочался, как тут же услышал окрик.

— Лежать! — велел Дюша. — Мы уходим, и больше никто не пострадает.

Баранов мешкал, молча оценивая обстановку. Раненый Саша был зажат в углу за столиками, и он, разумеется, выбыл из игры, не говоря уже о том бедолаге, которого подстрелили в живот. Тот второй либо уже умер, либо потерял сознание, и огромная лужа крови подползала к капитанским ногам. Баранову захотелось рвать и метать, но… локоть близок и недосягаем.