В первых числах апреля Ермолов вновь приказал подчиненным войскам выступить в поход в глубь Чечни. На этот раз им было приказано заняться рубкой просек и прокладкой дорог по наиболее мятежным районам. При этом просеки вырубались на такую ширину, чтобы внезапное нападение на следовавший отряд стало невозможным. Ермолов считал, что «по таковым путям, не испытывая никаких затруднений, могут войска повсюду появляться с большой быстротой и без всякой для себя опасности, даже в небольших силах. Таким образом, без неприязненных действий, можно удерживать их в послушании, а впоследствии приучать к спокойствию».

Хроника этой экспедиции весьма динамична. 10 апреля русские войска заняли Алхан-Юрт, затем с боя заняли и сожгли селение Курчали, «где мятежники в лесу, чрезвычайно густом, дрались с некоторою упорностью». Затем началась порубка леса, в которой участвовала и большая группа чеченцев, прибывших туда с окрестностей Грозной.

25 апреля Ермолов с небольшим отрядом подошел к селению Урус-Мартан и предложил его жителям изъявить покорность и прислать заложников. Те ответили отказом и приготовились к обороне. Однако под ударом пехоты и огнем артиллерии горцы покинули селение, преследуемые казаками. Селение по приказу Ермолова было сожжено, а сады вырублены. После этого войска вернулись в Грозную.

В начале мая такая же участь постигла мятежное селение Шали. Однако в его окрестностях чеченцы атаковали русских и произошел жестокий бой. Он был выигран русскими, которые начали рубить просеку к Герменчуку. «Жители Герменчука разумели леса свои непреодолимою оградою их свободы и потому не хотели, чтобы к ним была проложена дорога. — Пишет Ермолов. — Они всячески старались отклонить меня от того, и присланные ко мне от общества старшины говорили, что они не могут ручаться, чтобы народ не стал тому противиться. В то же время дано мне знать, что общество просило помощи от соседей. В таком случае перемена намерения и даже сама нерешительность могла показаться им робостью или недостатком средств с нашей стороны».

Поэтому Алексей Петрович решительно отказал горцам в их просьбе и ускорил устройство просеки. При этом войскам строжайше запрещалось чинить вред самому селению и его окрестностям, что с благодарностью было воспринято населением. «Когда надобно было на другой день прийти для окончания работы, все семейства были в домах, и нам оказываемая была полная доверенность. Часть войск введена была в селение по собственному желанию жителей, дабы неблагонамеренные из соседей не могли, закрывшись в обширные сады, нарочно завести перестрелку, чтобы пало подозрение на самих жителей и чтобы за то подвергнуть их наказанию». Данные поступки чеченцев лучше всего убедили Ермолова в нежелании большинства горцев воевать с русскими и в правильности его политики покорения края «мечом и добром».

Так была завершена его последняя экспедиция против мятежных чеченцев, большинство из которых покорились русским властям. «Одни, живущие по реке Мичику, остались непокорными, но они кроме воровства и разбоев ничего более сделать были не в состоянии. Потух мятеж во всех прочих местах, и все главнейшие селения приведены были в послушание и представили аманатов (заложников). Исчезло мнение, что леса могут служить твердою оградою. Напротив, движение войск в весеннее время было несравненно пагубнее для чеченцев, ибо не смея показываться в открытых местах, оставляли они поля невозделанными, по той же причине скотоводство их оставалось без корму. При вскрытии весны прятавшиеся в лесах семейства подвергались чрезвычайным болезням и смертности, которые должен продолжать угрожающий голод. Впредь всеобщий мятеж едва ли возможен, — делает вывод Ермолов, — ибо всюду и скоро могут проходить войска. Охранение семейств обратит каждого к собственной защите, действия будут частные, соединять силы будет невозможно».

Несмотря на преимущественно военный характер колонизации Северного Кавказа, Ермолов нередко был вынужден играть по правилам, предложенным им другой стороной. Особенно это касалось освобождения из плена ранее захваченных чеченцами военнослужащих. Так, прибыв на Кавказ, Ермолов узнал, что в чеченском плену находится «храбрый и отличный майор Швецов». Задавшись целью во что бы то ни стало вызволить его, наместник развил кипучую деятельность.

Понимая, что переговоры с чеченцами ему будет вести сложно, а сумма выкупа для него будет установлена огромная, Алексей Петрович обратился за помощью к посреднику Султан-Ахмед Хану Аварскому. Хан уже от своего имени обратился к чеченцам, объясняя свой интерес к судьбе русского майора тем, что в русском плену находится его родственник, которого Ермолов готов отпустить в обмен на Швецова. Но чеченцы, преследуя единственную цель — корысть, многие из которых были непримиримыми врагами русских и пользовались популярностью среди горцев. Принять эти условия Ермолов не мог «без вреда достоинству России».

Генерал пошел по другому пути. По его приказу были арестованы те кумыхские князья, через чьи земли чеченцы провезли пленника, а также те влиятельные чеченцы, о которых было известно, что они состоят в дружбе с похитителями. Затем под дулами русских ружей необходимая для выкупа сумма была собрана с кумыхского населения. Кроме того, по требованию русских властей, кумыхские владетели вынуждены были изгнать из своих земель чеченцев и уничтожить чеченские аулы, «как гнезда или верные пристанища тех разбойников, которые живут в самой Чечне». Данные методы себя оправдали, Швецов был освобожден из плена.

В последующем Ермолов не раз использовал подобную методику освобождения русских пленных офицеров и других людей. Причем деньги на выкуп он брал с самих чеченцев, открыто объявляя об этом всему населению. В результате та прибыль, на которую рассчитывали похитители, постепенно начала терять свое значение. Репрессии же против их родственников, разрушение населенных пунктов и другие меры силового воздействия вносили раскол в чеченское общество, делало его менее сплоченным и более сговорчивым.

Но неверным было бы представление о Ермолове только как о войсковом командире. В его действиях по усмирению мятежного края была положена совершенно другая стратегия. Он понимал, что только военными действиями подчинить диких чеченцев нельзя. Нужны были другие меры.

Неоднократно Ермолов повторял, что чеченцев можно и должно победить не ружьем, а топором. При нем началось энергичное освоение не только притеречной равнины, но и земель по правую сторону Сунжи. Вырубались леса, прокладывались дороги, возводились укрепления и редуты. В каждой крепости или редуте располагалось русское воинское подразделение, начальники которого вскоре обретали особый статус среди горцев. К ним ездили для решения не только бытовых вопросов, но и различных юридических споров. «Став твердой ногой в этом диком крае, мы подчинили себе не только коварные кинжалы, но и умы многих людей, — писал Ермолов. — Каждый наш новый редут, каждая прорубленная просека решают намного больше, чем разбитый отряд противника или сожженный аул. Наши военные удачи нередко порождают среди горцев новых врагов, наши хозяйственные и административные шаги показывают всем и каждому, что мы пришли на Кавказ надолго».

19 ноября 1825 года в Таганроге внезапно умер Александр I. Возник временный правительственный кризис. Новым императором был объявлен прямой наследник престола великий князь Константин — второй сын Павла I. Но, как выяснилось, за два года до этих событий Константин Павлович отказался от наследия короны в пользу своего младшего брата Николая. Тогда было составлено новое завещание, которое не было обнародовано. Все это и привело к тому, что после смерти Александра I правительство и армия вначале присягнули Константину Павловичу, а затем от них потребовали присяги его младшему брату Николаю Павловичу.