Водитель понимающе кивнул, поскольку знал, что боевой полковник Мотыльков стал кабинетной крысой лишь по принуждению.

«Пора привыкать работать головой, а не кулаками, – размышлял Мотыльков, приближаясь к нужной десятиэтажке. – До такого аналитика, как Степан, мне с моим неоднократно контуженным мозгом, конечно, не дорасти, но надо попытаться хотя бы соответствовать своей нынешней должности. Тем паче что в горы мне, по всей вероятности, больше не хаживать».

Первый самостоятельный план работы под прикрытием у Мотылькова был незамысловат: раз уж он идет к гадалке, то и прикинуться стоит этаким верящим во всякую паранормальную хренотень простаком. Было бы куда проще, исходя из комплекции и короткой стрижки, выдать себя за представителя криминальной группировки (говорят, братки последнее время не чураются поспрошать советов у астрологов и почистить ауры у экстрасенсов), только вот мешали этому три вещи: недорогой служебный костюм, отсутствие золота на пальцах и во рту, а также скромная толщина бумажника, которым, хочешь не хочешь, а придется в ипостаси братка демонстративно потрясти.

«Ладно, – решил полковник, – за кого примет, тем и буду. Примет за профессора – буду профессором, лишь бы только не заставила закон Бойля – Мариотта цитировать».

Как и ожидалось, бабуля в этот поздний час оказалась дома. Она долго изучала Мотылькова через приоткрытую на длину цепочки дверь, а в это время выглядывавший из-за ее ног лохматый фокстерьер занимался тем же самым, только недоверия в его взгляде было на порядок больше. К удивлению Сергея Васильевича, собравшегося уже развернуться и уйти, в квартиру его все-таки впустили, правда, бабуле пришлось сначала грозно цыкнуть на собачонку, поскольку та с решением хозяйки была совершенно не согласна.

Внутри квартиры гадалки Мотыльков сразу же погрузился в дурманящие ароматы сушеных трав. Они сразу напомнили полковнику босоногое деревенское детство, а конкретно – ту пору, когда отец брал маленького Сережу на покос. Воспоминание всплыло столь неожиданно и отчетливо, что Сергей Васильевич замешкался и на мгновение забыл, зачем пожаловал.

– Здравствуйте, Пелагея Прокловна. Я к вам по вопросу… э-э-э… деликатного свойства. – Мотыльков не изображал замешательство, он его и впрямь испытывал. – Говорят, вы умеете заглядывать в будущее и редко при этом ошибаетесь.

– Ой, ну что ты такое говоришь, милок! И я, бывает, ошибаюсь, как же без этого? – смутилась Пелагея Прокловна. – Ворожу на картах немножечко, заговоры супротив различной хворобы ведаю, целебные травушки-муравушки страдальцам могу посоветовать и само собой предложить за небольшую плату. Тебя, я так разумею, будущее интересует?

Мотыльков скромно присел на краешек потертого кресла – как раз того самого, в котором рефлезианец Мефодий Ятаганов когда-то принял свое Просвещение, – заскрипевшего под нешуточным весом полковника всеми своими пружинами.

Однако для хозяйки этих стен бабушка Пелагея вела себя как-то неуверенно. Она пристально осмотрела Мотылькова с одного бока, затем обошла кресло и осмотрела гостя с другого. Сергей Васильевич никогда в жизни не присутствовал на опознании в роли опознаваемого, но сейчас ощущал себя именно в таком качестве, отчего нервно заерзал и еще больше заскрипел креслом.

– Что-нибудь не так? – поинтересовался он, опасаясь, как бы бабуля того и гляди не вывела его на чистую воду по протокольной роже или по каким другим, сугубо ментовским, приметам.

– Хм, милок, даже не знаю, что тебе сказать… Знаешь ли ты о том, что совсем недавно помечен знаком архангельским? Вроде бы должен знать – уж коли архангел помечает кого, то в тайне этого не хранит.

– Извините, Пелагея Прокловна, но я вас не понимаю, – ответил Мотыльков, прикидывая, играет гадалка с ним в обязательную ритуальную игру или вправду заприметила нечто странное, судя по ненаигранному волнению бабули, больше смахивало на второе.

– Вот и мне удивительно, – не слушала его Прокловна. – Вроде помечен, а ведешь себя как простой раб божий, каких благодать господня еще не коснулась… – И вдруг выпалила: – А ты, милок, случаем газовую плиту не продаешь?

– Чего-чего? – Мотыльков усиленно искал в уме связь между якобы лежащей на нем архангельской меткой и газовой плитой. – Не продаю я никаких плит, пылесосов и сковородок! Я просто хотел, чтобы вы мне немного погадали…

Сергей Васильевич хотел добавить «…чокнутая старая карга!», однако сдержался, памятуя, что главное правило для работающего под прикрытием – это выдержка и умение не поддаваться на провокации.

Откуда Мотылькову было знать, что вопрос о продаже газовой плиты и обязательный за этим ответ «продаю только вместе с баллоном и противнем» были не чем иным, как паролем и отзывом, по которым агенты и исполнители Староболотинска определяли друг друга при телефонных разговорах. Как опытный агент и обладатель экстраординарных способностей, Пелагея Прокловна почувствовала на Мотылькове «руку» смотрителя Гавриила, но, будучи не в курсе, что полковник – «законсервированный» агент, впала в замешательство. Агент не признавался другому агенту в том, что он агент!.. Однако надо отдать должное огромному стажу Пелагеи Прокловны – она живо смекнула, что нужно играть по предложенным правилам и не следует без ведома Свенельда предпринимать никакой самодеятельности.

– Прости, милок, глупую старуху, прости бога ради! – наконец оттаяла и улыбнулась она. – Несу всякую чушь, совсем из ума выжила. Прости бабушку, коли обидела чем… Говоришь, погадать? Да всегда пожалуйста!

Пелагея Прокловна подошла к серванту и вытащила оттуда засаленную колоду карт, после чего прикрикнула на запертого в кухне фокстерьера, который принимался громко лаять, как только Мотыльков начинал говорить.

– Ну, на вальта такому солидному человеку гадать негоже, – польстила Прокловна гостю. – Король!.. – И, сощурившись, добавила: – Пиковый король!

– Вам виднее, – отмахнулся Мотыльков, поскольку понятия не имел, какой карточной масти эквивалентно звание полковник.

Карты в руках Пелагеи Прокловны замельтешили, одна за другой ложась на стол в ничего не говорящем Мотылькову порядке. Сергей Васильевич про себя отметил, что бабуля ко всему прочему наверняка способна кого угодно обуть хоть в подкидного дурака, хоть в покер. Раскладывая карты, гадалка полушепотом бубнила себе под нос какие-то традиционные для такого занятия гадальные комментарии.

– Люди окружают тебя злые и алчущие, не жди добра от этих людей! – манипулируя картами, стала подводить итоги Прокловна. – Больше скажу: и не люди они вовсе! Плохая дорога, по которой ты идешь, милок!

– Не в казенный ли дом случайно ведет эта дорога? – с опаской полюбопытствовал полковник, помня, что казенный дом означает не то тюрьму, не то еще какое-то мерзкое заведение.

– Нет, не в казенный, – утешила его гадалка, – но тоже в очень нехорошее место! В гиблое место! Сойди с этой дороги, милок!

– Каким же образом?

Карты перетасовались и легли по-новому.