Дом под номером двадцать пять в Коммунистическом тупике ничем не отличался от своих убогих сородичей. Сложен он был из разномастного кирпича с поросшей мхом крышей и подгнившими оконными рамами. Вокруг покосившийся деревянный забор с множественными прорехами.

Мы с Федей зашли в незапертую калитку и огляделись. Участок явно запущен, никакой домашней животины тоже не видно. Создается впечатление, что тут вообще никто не живет. Амбарный замок, имевшийся на дверях, своим ржавым видом подтвердил наше предположение.

— Вы бабу Нюсю ищете? — Загоревшая молодка, перевалившись через плетень, разглядывала нас с неподдельным любопытством.

— Если баба Нюся является родственницей Глеба Николаевича Зимина, то мы ищем именно ее, — поддержала разговор я.

— Глебки? Так маманя она ему родная. Только Глебка давно в городе живет. Сюда носа не кажет. Чего ему на нашей помойке делать?

— А баба Нюся? Ее где найти можно?

— Так нет ее туточки. К сеструхе своей подалась. Старая совсем стала, тяжело одной по хозяйству. Халабуду, было дело, хотела продать, да только никто на такое добро не позарился. Так и стоит закрытая:

— Как жаль. А давно баба Нюся переехала?

— Да уж полгода будет. А вам она на что?

— Поговорить хотели, — неопределенно ответила я.

— Че с ней разговаривать? Она вся на маразм изошла. Бывало поздоровкаюсь, а она не признает. Вон и Степка к ней приезжал, так она его не признала, — продолжила болтать разбитная деваха.

— Степка — это кто? — осторожно полюбопытствовала я.

— Так сынок ейный, морда уголовная. Чтоб он сдох, падла! Как опосля второй отсидки вернулся, так глаз на меня положил. Из дому выходить стало боязно. Кстати, меня Варькой кличут, — как бы спохватилась она. — А вы, по всему видать, с города. Небось притомились в дороге. Ходите ко мне. У меня корова своя, молоко домашнее. Ходите, не побрезгуйте.

Грех было не воспользоваться приглашением соседки. Глядишь, и выясним у нее чего-нибудь путное про родню нашего заместителя. По крайней мере, уже теперь понятно, что у него где-то имеется родной брат. Возможно, этот брат как раз и мог бы помочь нам с опознанием тела.

Но очень скоро мы с Федей почти пожалели, что воспользовались хлебосольством хозяйки. Потчуя нас молоком, Варька вдохновенно навалилась нам на уши. Местные сплетни сыпались из нее как из рога изобилия. Мы узнали, что некая стерва Катюха тайно попивает горькую и норовит захомутать ее, Варькиного, сожителя Ивана. Поселковый почтальон Кабушкин на самом деле вовсе никакой не почтальон, а агент спецслужб, засланный в поселок для выявления неблагонадежных элементов. Цыганка Соня гадает сущую неправду. Именно из-за этого ведьмовского отродья по осени передохли все местные куры. А несостоявшийся фермер Антон скупает на халяву у населения кролей и потом втридорога спекулирует ими на городском рынке. От массы бесполезных сведений у нас головы пошли кругом.

Мне стоило больших трудов развернуть Варькино словоблудие в нужное русло. В результате мы узнали следующее. Баба Нюся много лет прожила с первым мужем, но детей им бог не давал. Ей было уже хорошо за тридцать, когда она вдруг округлилась. По поселку пошли упорные слухи, что виной тому стало не провидение, а завхоз местного клуба Яков Петрович. Но слухи слухами, а в означенный срок баба Нюся благополучно разрешилась мальчиком. Почти сразу ее супруг скоропостижно скончался от воспаления легких. Но вдова печалилась недолго и, не выждав положенного приличиями срока, повторно выскочила замуж за Якова Петровича. И года не прошло, как на свет появился второй сын, Степан. Правда, семейное счастье оказалось быстротечным. Завхоз стал сильно закладывать за воротник и по пьяному делу угодил под электричку. Так что бабе Нюсе пришлось одной поднимать обоих мальчишек.

Поначалу сынишки были матери настоящей отрадой. Оба светленькие, башковитые, даже пели хорошо в школьной самодеятельности. Но, как говорят, маленькие детки — маленькие бедки, большие детки… Но что поделать, ну не могла Нюся, работая в одиночку, обеспечить обоим и добротную одежонку, и кассетный магнитофон, и мелочишку на карманные расходы. Сначала у соседей стала пропадать мелкая хозяйская утварь, потом и нехитрые трудовые сбережения. Внеурочно вернувшийся с работы сосед застукал Глеба на горячем. Разразился грандиозный скандал, и кражи в поселке прекратились. Но спустя какое-то время к дому Нюси подъехал милицейский бобик. В селе неподалеку обчистили колхозную кассу, а Нюсины отпрыски как раз прикупили себе новенький мопед. Сторож, проворонивший кассу, мельком видел грабителя и якобы опознал Глеба. Припомнили парню и былые грешки. Небо в клеточку и штаны в полосочку отчетливо замаячили на горизонте… Нюся убивалась от горя. Она обивала пороги всех мыслимых и немыслимых инстанций, но дело все равно шло к суду. Но тут неожиданно в милицию явился Степан и сделал явку с повинной. По его словам, именно он, а не его брат позарился на социалистическую собственность. Сторож, единственный свидетель преступления, растерялся. У братьев между собой хоть и без малого два года разницы, но схожи они почти как близнецы. Следствие не мудрствовало лукаво, и Глеба отпустили.

Суд принял во внимание тот факт, что Степану на момент совершения преступления еще не исполнилось шестнадцати, а также учел явку с повинной и прочие смягчающие обстоятельства. Ему дали всего год колонии, но люди в поселке судачили, что тот сознательно взял на себя вину брата, рассчитывая по малолетству отделаться условным наказанием.

Но никто тогда и представить не мог, что годичное заключение настолько поломает Степана. Вместо веселого, обаятельного подростка домой вернулся обозленный крысеныш с повадками отпетого уголовника. Глеба к тому моменту уже забрали в армию, и матери пришлось расхлебывать беду в одиночку. А через полтора года Степан снова пошел по этапу за вооруженный грабеж ювелирного магазина. На этот раз он получил срок на полную катушку. Вся жизнь пошла под откос.

Глеб же, не в пример брату, остепенился. Домой из армии, правда, не вернулся, а осел где-то по месту службы. Женился, родил ребенка и даже закончил торговый техникум. К матери приезжал не часто, но, когда объявлялся, всегда привозил подарки и помогал по хозяйству. Спустя лет восемь семейный ковчег Глеба разбился о рифы провинциального быта, и он вернулся в родные пенаты. Не в сам поселок, разумеется. Он обосновался в городе, устроился на работу, стал чаще наведываться к матери. А тут и Степан вернулся после длительной отсидки. Свалился на голову бедной Нюси, как пир во время чумы. И давай ей жизнь отравлять! Сначала из-за иконки пропало скудное золотишко, а потом и сама старинная икона, которую Нюся унаследовала от прабабки, сгинула безвозвратно. Понятное дело, все деньги, что Глеб ежемесячно завозил матери, младший сын отнимал до последней копейки. И, ко всему, добавилась Варька. Девка тогда только восьмилетку закончила, еще толком женихаться не начала, а подлый Степка ее уже приметил. Подстережет, бывало, в укромном местечке и давай к ней лезть лапищами своими синюшными, бандитскими наколками разукрашенными. Прямо спасу от него никакого не было! И терпеть мочи нет, и сказать кому боязно. Поселок крохотный, слухи моментом расползлись бы по огородам. А там поди докажи, что сама не напросилась. Вот и дожидалась Варька приезда Глеба. Все же старший брат, вдруг поможет вразумить окаянного.