В толпе ахнули.

Вейгил поднял руку и кивнул стражникам:

– Ты сказал, брат мой… Отпустите халисунца.

Растерянность Иригойена сразу куда-то делась, он вскинул голову:

– Святой господин мой! Ты совершенен годами, твоё тело изведало труды времени и не выдержит наказания. Господин вейгил, отдай мне плети, которые будут отмерены святому старцу!

Бизар шагнул вперёд:

– И мне!

– И мне! – сказал Захаг.

– И мне, и мне! – раздались вдохновенные голоса.

– Никогда не переведутся люди, гораздые играть чужим благородством, – со вздохом пробормотала мать Кендарат.

Волкодав едва не шагнул вперёд вместе с другими, но его остановила неестественная тишина, внезапно воцарившаяся за пределами людской суеты. На площади не стало слышно ни голубей, ни воробьёв. За забором притихли гуси. И даже горластый петух на соседней улице словно подавился и смолк.

Над каменной преградой в теснине вздыбился вал высотой в четыре сажени. Бурый, в грязных космах, неудержимый и страшный. Разгневанная река легко махнула через плотину. Камни величиной с сарай покатились вниз, точно пустые орехи. Вода, вливавшаяся в зев тоннеля струёй примерно по бедро человеку, в мгновение ока взметнулась до потолка. Крепи из привозного дуба, пропитанного особым составом, захрустели, как готовая сломаться лучина.

Бывший стражник по прозвищу Палёная Рожа, дремавший в сторожке, проснулся от несусветного грохота и оттого, что лежак под ним ожил и начал брыкаться, точно норовистый осёл. Смотритель щита испуганно вскинулся и увидел небывалый поток, рвущийся из нижнего конца водовода. Земля под ногами дрожала и как будто раскачивалась. Вода выхлёстывала наружу чудовищным бурым столбом, начиная вспениваться и дробиться лишь через несколько десятков шагов. Каменные пустоши у подножия скал на глазах оборачивались озером, и оно уже подступало к сторожке.

Палёная Рожа в чём был выскочил вон. Вода неслась к городу, не помещаясь в канал. Тот уже скрылся из глаз, выделяясь лишь бешеной стремниной посередине разлива, как выделяется рвущийся в море поток, взбаламученный половодьем. У края садов вода вливалась в трубу, и просторная труба захлёбывалась. Вот из неё выломало кусок, потом ещё…

Палёная Рожа не знал, почему это произошло, но он помнил, как следовало поступить. К счастью, господин зодчий расположил механизм, управлявший щитом, в двух шагах от сторожки. Сбросив первоначальное оцепенение, смотритель перебежал туда и со всей возможной быстротой завертел колесо. Скрипа цепей не слышно было за рёвом воды. Противовес, точно рассчитанный Кермнисом Кнером, легко пошёл вверх. Нижняя кромка запорного щита врезалась в воду. Взвилась сплошная стена брызг. Вертеть колесо сразу стало труднее, но смотритель не сдавался. Сейчас щит встанет на место, и всё успокоится.

Палёная Рожа успел даже подумать, что его, наверное, наградят…

– Какова твоя вера, сестра? – спросил настоятель.

– Моя вера, – сказала мать Кендарат, – учит, что Небо едино на всех. Людям не легче постичь природу Создавших Нас, чем муравью – вообразить человека. Поэтому каждое племя рассказывает своё, и нет в том греха. Что же до меня, я избрала служение Милосердной Кан, давшей людям свойство сострадать и любить…

Волкодав услышал её хорошо если наполовину, потому что всем телом ощутил тяжкий стон земли, неразличимый для обычного слуха. Одновременно на холме, в нескольких улицах от вейгилова двора, завыл Рыжий. Ему тотчас отозвались собаки по всему городу. По ту сторону изгороди захлопали подрезанные крылья, начался неистовый гогот: с пруда силились взлететь гуси.

– Плотина!.. – закричал Волкодав.

Но это оказался не прорыв воды, подточившей плотину, а нечто существенно более страшное. Люди обернулись, как раз когда мерный стон цората взвился погибельным воплем, потом резко оборвался – и древнее колесо, тяжеловесно подпрыгнув, пропало из виду. Одновременно стронулось с места нечто настолько громадное, что сама природа вещей как будто обрекала его на незыблемость. Целый кусок горной стены, не менее версты шириной, словно бы разжижился по всей высоте и потёк вниз.

Расстояние делало это пока ещё беззвучное истечение медлительным и почти прекрасным.

В толще оползня величаво переворачивались громадные скалы, били во все стороны струи воды и земли, издали похожие на клубы плотного дыма…

Крепости забытых героев окончательно уходили в небытие.

В конюшне за домом наместника ржали, бесились, били копытами кони. Потом затрещало дерево. Люди шарахнулись в стороны, спасаясь из-под копыт безумного табуна, вылетевшего во двор.

– Наверх! – надсаживая голос, закричал Волкодав. – Бегите в холмы! Наверх!..

Уже в самых воротах хлеставший по воздуху чёмбур[29]Золотка лёг в ладонь матери Кендарат. Для стороннего глаза это было самое обыденное и простое движение – всего лишь на бегу протянула руку и взялась за верёвку. Маленькая женщина, выросшая на краю Вечной Степи, лёгкой пушинкой взлетела на спину жеребца и тотчас пропала из виду. Золотко исступлённым галопом умчал её прочь. Люди, начавшие выбегать на улицы, видели, как золотой жеребец возглавил табун и понёсся в сторону зольников.

Кто-то уже передавал призыв бежать на холмы. Далеко не все успели понять, что именно произошло, но город постепенно охватывал ужас. Никто не знал, что делать. Хозяйки метались туда и сюда, беспорядочно хватая какие-то вещи. Здоровенный горшечник стоял столбом и, приоткрыв рот, тупо смотрел, как из-за пустошей падает на город бурая вихрящаяся гибель… Мужчина не двигался с места, пока мимо, прижав к груди двухмесячного сынишку, не пробежала жена. Старший сын, взрослый парень, нёс на руках бабушку, дочь тащила корзинку с выводком котят. За девочкой, громко мяукая, бежала трёхцветная кошка. Опамятовавшийся горшечник подхватил кошку и побежал следом за всеми.

На холм, где вдали от зелени и влаги прудов жили небогатые люди вроде вдовы Мицулав.

Потом всё начало происходить одновременно.

По городу хлестнула стена уплотнённого воздуха, летевшая впереди потока. Она ободрала сады, рванула крыши, разметала курятники и выкорчевала старый ясень возле храма, увитый обетными полотенцами.

Видели, как вейгил потянулся к сыну, но Нагьяр отбросил руку отца и кинулся наутёк. Бизар и Захаг, подхватив наместника вместе с креслом, бегом потащили его к старой башне на углу его дома. Кто-то шепнул им, что она может устоять. Вейгил пытался слезть с кресла и звал сына.

Видели, как разбегались кто куда младшие жрецы, настоятель же беспомощно плакал, обнимая за шею Иригойена. Халисунец, мотая головой от натуги, на закорках нёс его вверх.

Видели, как большой серый пёс, рыча, выхватил из рук дочки ростовщика младенца в пелёнках, и вся семья, уже собравшаяся прятаться в погребе, с криком устремилась в погоню.