Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пусть копаются. С ними без нас разберутся, мы только мешать будем, — Платон настойчиво подпихнул меня в кабину лифта и нажал на кнопку первого этажа.
Стоило дверям закрыться, шагнул ко мне и обнял. Пробрался руками под полы моего пальто. С силой стиснул мои бока и выдохнул в висок:
— Па-авла… Домой, срочно. Я просто ужасно соскучился.
Глава 50
Моя щека лежала на твердом, мокром от пота мужском животе. Я утыкалась в него носом, вдыхая его горьковатый запах. Трогала губами. Слизывала языком солоноватую влажность с кожи.
Проводила кончиками пальцев вниз, по узкой дорожке темных волос, и ползла обратно, к впалой ямке пупка.
Еще мне ужасно хотелось запустить пальцы в темные волосы у него на груди. Но сделать это в пятидесятый, наверное, раз я стеснялась. И так без конца перебирала, дергала и зарывалась в них пальцами, не в состоянии оторваться.
Платон, смеясь, обозвал меня маньячкой, когда я в очередной раз принялась ее трогать.
— Да я терпеть не могу волосатую мужскую грудь! Ненавижу просто! — совершенно искренне воскликнула я, и опять зарылась в нее пальцами, улыбаясь от того, как это приятно.
— Ага, я вижу, что ненавидишь, — над моей макушкой раздался смешок и мужская ладонь сочно шлепнула меня по попе.
— Э-эй, чего дерешься? — я запрокинула голову и возмущенно уставилась в улыбающиеся карие глаза.
— Аппетитная, потому что, — «понятно» объяснил этот удивительный мужчина. Ухватил меня за бока и подтянул повыше. — Ползи сюда. Я, между прочим, тоже хочу твою грудь потрогать.
— А то ты не натрогался, — фыркнула я, страшно довольная, что его ладонь уже пробралась куда надо. И уже начала трогать и гладить там, где надо…
— Красивая Павла, — с удовольствием произнес Платон. — Моя…
— А это еще вопрос, твоя ли… — протянула я ехидным голоском. — Между прочим, это я тебе в любви объяснилась, а не ты мне… И кое-кто после моих слов онемел от ужаса.
— Вовсе не от этого, Павлуша-красотуша. А от шока и счастья. Ну и от неожиданности, конечно — удивлять ты умеешь.
— Петя сказал, что если у тебя ко мне несерьезно, то он подправит твою красивую физиономию, — страшным голосом припугнула я и попыталась убрать его руку от своей груди. — А Петя боксом занимался, у него удар поставлен.
— Тогда мне стоит подумать, как быть — угроза-то нешуточная, — задумчиво протянул этот нахал и переложил ладонь с моей груди на мое же правое полупопие.
Весело его потискал. Переполз на левое, погладил и снова вернулся к правому.
— Значит придется жениться на тебе, раз все так сурово, и брат готов вступиться за поруганную честь сестры, — заявил совершенно серьезным голосом и снова пополз ладонью в сторону моей груди.
— Вот ты гад, Платон Вяземский! — в сердцах воскликнула я и… подвинулась, чтобы его ладони было удобнее меня обнять.
— Угу. С тебя за это твоя обалденная каша и кофе. Завтра утром, конечно. А сейчас иди-ка ко мне поближе, а то я давно тебя не целовал.
Миг, и я лежу, вытянувшись на его теле. Приоткрыв рот от изумления и восторга, чувствую, как в низ моего живота упирается его быстро растущее возбуждение.
— Плато-он! Д-да мы всего пять минут назад… И перед этим, совсем недавно… — я от шока даже заикаться стала.
— Что делать, если ты такая соблазнительная красотка, — передо мной его смеющиеся глаза, на дне которых плещется, разрастаясь тот огонь, в котором я уже сгорала.
И я тянусь к нему. Ныряю с головой в это ослепительное пламя, сжигающее меня прошлую.
Меня неуверенную в себе. Меня нелюбимую собственной матерью. Меня забытую отцом. Но почему-то нужную этому мужчине, в чьих глазах я вижу себя совсем не такой, какой привыкла всегда видеть…
— «Па-авла…» — и его шепот в моем сердце, расплавляя покрывавшую его толстую изморозь.
— «Красавица…» — его руки на моем теле, и я точно знаю, что то правда — я прекрасна.
— «Моя…» — и я сгораю в его нежности, потому что ее так много, что мне не по силам это вынести…Но я стараюсь.
Держусь из последних сил, пытаясь не рассыпаться раньше времени, не успев насладиться своим счастьем.
И все равно распадаюсь. Но не пеплом, а звенщими хрустальнми брызгами, превратившимися в те самые звезды на небе, про которые раньше думала, что это другие солнца…
— Ты как, жива? — раздался довольный смешок у моего влажного виска, когда через вечность я лежала на большом, еще подрагивающем от неутихшей страсти мужском теле.
— М-м-м… — так хорошо, что я могла лишь мычать.
— Ладно, можешь не отвечать, — мужская ладонь легла на мой затылок. Прижала еще крепче к груди, на которой я без сил распласталась.
И после паузы:
— Только я не понял, ты замуж-то выйдешь за меня?
Глава 51
Сообщение от мамы пришло утром. Вернее, почти ночью, по ее давней привычке не смотреть на часы, и звонить или писать, когда ей удобно. Так что, отправлено оно было примерно в пять утра по московскому времени.
Просто я его не услышала и не увидела, занятая совсем другим делом. Как раз в это время мы целовались с Платоном, почему-то дружно проснувшись в эту несусветную рань, и не найдя ничего лучше, как заняться друг другом.
Да и что может быть лучше, чем жаркие, жадно тянущиеся к тебе губы мужчины, от которого у тебя сносит голову. Чем его пальцы, медленно рисующие завитки на твоем животе, от чего под кожей становится щекотно и жарко.
Что лучше, широких ладоней, сдавливающих твои бока так, что внутри что-то сладко хрустит и растекается истомой.
Чем глаза с расширившимися, лихорадочно блестящими зрачками, не отрывающиеся от твоей шеи и груди. Скользящие по пылающей коже так, что это становится нестерпимым, и хочется, чтобы по ней прошёлся его язык, оставляя влажные, остывающие прохладой дорожки.
Ничего нет лучше этого.
И уж тем более, не сообщения, приходящие на твой телефон в пять утра…
Потом, так и не увидив это смс, я кормила Платона завтраком — снова овсяная каша, но теперь с сушёной черникой и диким количеством масла, найденными у Платона в холодильнике.
У меня даже руки затряслись от ужаса, когда я накладывала все это в тарелку этому необычному мужчине — где видано, чтобы мужик на завтрак ел кашу, да ещё нахваливал ее?
Я же знаю, что мужчины — это хищники, и утром для