Сцена 30

Попытка погрома на этот раз была отбита без потерь для защитников Балты. Солдаты-дезертиры позорно разбежались уже через час боя, оставив на улицах двадцать трупов своих товарищей. Виктор пробыл в Балте еще несколько дней. Он часами говорил с дядей и с Шоломом, больше слушая их и пропитываясь их удивительным для него мировоззрением. Он навестил могилы своего любимого деда и бабушки и, излив им свою душу и помолившись Богу за них, уехал в Читу, к генералу Семенову.

На вокзале в Одессе его провожали дядя Иче и Шолом с Ханой. Они дали ему с собой в дорогу целый чемодан еды. А дядя Иче подарил ему дорогую золотую брошь с драгоценными камнями.

– Повезет, так будет тебе память. А нет, так продашь, Авигдор… Всякое бывает, время сложное. Война, голод, беспорядок. Выбор твой. Но потом, после всего этого, подумай о переезде в Палестину! Только там наш настоящий дом.

С этими словами Иче сунул в руку племянника газету с декларацией Бальфура, и какую-то священную книгу.

– И вот. Это Тора. Возьми. С переводом на идиш. Когда тебе будет тяжело, просто почитай её. Или открой любую страницу, и Б-г ответит тебе через эту святую книгу. Да, благословит тебя Б-г Авраама, Исаака и Иакова! Пусть тебя охраняют ангелы Его!

Через четверть часа поезд увез Виктора на север. Иче вернулся в Балту, а Шолом с женой остались в Одессе. Они остановились в маленькой квартирке, принадлежавшей родственникам Ханы. Через несколько дней Шоло-ма настигло страшное известие. Его горячо любимый отец тяжело заболел и слег. Шолом мгновенно приехал назад в Балту, где успел попрощаться с отцом, умершим у него на руках.

Шолом держал руку отца в своей руке и упал на деревянный пол, заливаясь слезами.

– Папа! Папочка! Почему ты оставил меня?! Почему ты ушел?! Б-г мой! Почему ты забрал его?!

Шолом похоронил отца и провел дома семь дней траура[134]. После этого, разбитый и озлобленный на судьбу, он опять вернулся с женой в Одессу. Из Балты Шолом приехал вооруженным. За ту бесценную помощь, которую он оказал в деле защиты города от погромов, ему пожаловали французский карабин, а в такое смутное время это был бесценный подарок.

Одесса в это время жила своей революционной жизнью. В городе главенствовали различные направления социалистов, каждое из которых по-своему понимало путь к всеобщему счастью. Большевики тогда еще не управляли в городе, и не было диктатуры какой-то одной партии. Шварцбурд долго не раздумывал и сразу примкнул к анархическому отряду Красной гвардии, состоявшему в основном из анархистов-эмигрантов. Это была его стезя, и в этом обществе он чувствовал себя в своей тарелке. С большевиками Шварцбурд не ощущал философской и идеологической общности. Другое дело – общество еврейских анархистов и мечтателей. Это были его люди!

В отряде Шварцбурда все говорили на идишe, и у Шолома порой было такое ощущение, что он находится не в вооруженном отряде, а в синагоге. Тремя основными задачами красногвардейского отряда Шолома были:

поддержание порядка в городе, охрана фабрик и недопущение еврейских погромов. Шолома больше всего волновало последнее. Он считал, что построение мировой справедливости начинается с вооруженной борьбы с антисемитизмом.

28 ноября 1917 года Шолом пришел на встречу с командиром одесских красногвардейцев, двадцатитрехлетним еврейским рабочим-металлистом Мойше Кангуном. Именно ему Шолом и представил свой план защиты города от двух основных врагов: войск Румчерода и военных формирований украинских националистов, гайдамаков.

В накуренной комнате сидел кучерявый, черноволосый Мойше. Он был невыспавшийся и хмурый. Под его глазами были мешки. Длинный орлиный нос торчал, как у попугая.

– Слушаю Вас, товарищ Шварцбурд! – обратился к Шолому Мойше по-русски.

– Шoлом Алейхем, Мойше! – сказал Шолом на идишe и тепло пожал Мойше руку.

Мойше вздрогнул, протер рукой лицо и сказал:

– Действительно, на идишe говорить будет и проще, и легче. Слушаю Вас. Вы хотели меня увидеть. Я весь внимание.

Шолом сел на стул. Он снял шапку и провел рукой по волосам. Посмотрел на Мойше. Обвел взглядом комнату, в которой, помимо Мойше, сидели еще двое рабочих. Один из них был скорее всего цыганом, по виду он был больным и обозленным. Второй имел злой и не-выспавшийся вид, скорее всего, был либо русским, либо украинцем.

– Можете говорить свободно, – сказал Мойше. Это мои ближайшие помощники. Товарищ Лейб и товарищ Степан. Степан, кстати, прекрасно говорит на идишe. Так, что давайте уже перейдем к делу. Чаю хотите?

Шолом кивнул и достал из внутреннего кармана пиджака сложенные вчетверо листы бумаги, аккуратно исписанные его размашистым почерком.

– Суть моего визита к вам в следующем. Я продумал детальный план захвата Одессы. Как Вы прекрасно знаете, сегодня мы не контролируем еще весь город. Более того, ситуация тяжелая. И наши противники – украинские националисты гайдамаки и Румчерод[135] – нас теснят. Я хорошо знаю город. И предложил Вам в письменном виде план наиболее бескровного захвата власти в городе.

Мойше скривил рот.

– Чаю хотите? – снова спросил он.

– Хочу чаю. Очень, – ответил Шолом и улыбнулся.

– Ах, да. Вы же говорили. Степан, будь добр, скажи там Дворе, пусть принесет нам чаю. Мне покрепче. А я пока почитаю план господина Шварцбурда.

Степан вышел. А Лейб хитро посмотрел на Шолома и заметил:

– Хорошие у Вас часы, на золотой цепочке, господин Шварцбурд. Сразу видно, что не наши! У нас так не сделают. Не умеют! Откуда они у Вас?

Шолом усмехнулся и ответил:

– Я купил их в Париже. А часы швейцарские. Фирмы «Тиссо».

Шок поразил Мойше и Лейба.

– Вы были в Париже?

– Был. Жил там. Воевал во французской армии на германском фронте. Много чего было. Но бросил все и приехал сюда сражаться за трудовой народ.

– Не марки ли «Царь» Ваши часы? А-то у нас в России, многие офицеры с такими часами ходят. С портретом Николашки внутри даже… – ехидно спросил Мойше.

Шолом засмеялся.

– Да нет. Что Вы! А вот портрет Кропоткина я бы хотел иметь на своих часах!

Вошла помощница Мойше, Двора, и принесла всем чай. Вернулся Степан и сел на свое место. Все пили чай вприкуску. А затем Мойше взбодрился и принялся читать план Шварцбурда.

Через пять минут он отложил бумаги в сторону и сказал:

– Ваш план не пройдет. Он слишком сложный. Черт ногу сломит. Надо бы что-то попроще придумать. Мы, конечно, понимаем Вас, товарищ Шварцбурд. Вы тут все упор делаете на Ваш личный трехлетний опыт профессиональной военной службы в армии Франции на германском фронте. Да, это тоже определенный опыт. Но не более того! Франция является вражеской, реакционной, капиталистической, колониальной страной, воюющей в составе Антанты против Германии и Австро-Венгрии, таких же капиталистических зверей! Подобный военный опыт не только не