Страхи девушек можно было понять. Если бы Кекем и впрямь подхватила заразу, которая пока не проявилась — всем им за компанию грозила бы изоляция в отдельном бараке с заколоченными окнами и дверью. И ещё неизвестно, чем всё закончилось бы.

— Курицы, — впрочем, без осуждения пробурчала Марджана. — Ясмин была одна? Почему?

— Не знаем, — ответила за всех Ильхам. — За Нухой до этого пришёл какой-то новый евнух, её уже давно здесь нет… Подождите! Да ведь надо её найти! Без её ведома увели одну из нас, а ведь мы уже не…

— Верно, — перебила Марджина. — Вами теперь распоряжаются только султан и валиде, без их ведома ничего нельзя делать. Но где найти Нуху-ханум?

— Я знаю, — снова встряла Нергиз. — То есть, знаю, у кого спросить. У караульных евнухов на выходе или у покоев валиде. Только надо быстро и…

Ильхам сверкнула глазищами.

— И не по одному! Чтобы, если кто по дороге перехватит, не обвинили, будто идём на тайное свидание! Девушки, кто со мной?

— Я! — вскочила Рима.

— И мы, мы, — подхватились с мест Хайят и Захира.

Марджина предостерегающе вскинула руку.

— Так, погодите! Давайте сразу определимся, чтобы не терять времени и не бегать по одним и тем же местам. Ты, Ильхам, и ты, — кивнула на Риму, — опрашиваете стражу на выходе, а заодно тех, кто попадётся на пути. Говорите прямо: в гареме несчастье, срочно нужна смотрительница. Скажут, где Нуха — бегите прямиком туда. Вы, — это оставшейся паре девушек, — отправляйтесь в покои валиде-ханум, говорите то же самое и помните, что мы в своём праве — призывать в случае несчастья свою наставницу, тем более, что капа-агасы сейчас нет на месте. Был бы тут — явился за Кекем сам, очень уж он её крепко любит… Нергиз, а мы с тобой… — Она задумалась лишь на мгновенье. — К Айлин, вот кто нам нужна! Ты знаешь, где её покои?

— Нергиз всё знает, — коротко ответила подруга. — Бежим. Только не в халатах. Опозорят, и слушать не станут.

— О, Всемогущий, опять задержка! Хорошо, хорошо…

И пяти минут не прошло, как нижний гарем вновь окутало тишиной, словно ватой. Те, кто не спал, боялись даже шептаться.

* * *

Ирис почти не понимала, что с ней происходит, куда ведут, что делают… Её подталкивали — она передвигала ноги и кое-как шла. Куда — ей было всё равно. Её вертели, крутили, щупали лоб, руки, шею, просили раздеться и показать живот и спину — она покорно снимала одежды. Горе оглушило и ослепило её.

Мама Мэг!

Ирис даже не успела проститься перед отъездом, побоялась угрозы Главной смотрительницы, как бы не навредить приёмной матери…

Она наряжалась, радовалась своей внезапно появившейся красоте — а нянюшка, ставшая ей матерью, должно быть, уже лежала в горячке. И некому было к ней подойти, дать лекарство, положить лёд на пылающий лоб…

Она танцевала перед Августом — а матушке Мэг становилось всё хуже. Заметил ли кто её состояние? Она ведь такая скромница — лишний раз ничего не попросит…

Она проснулась сегодня с утра, счастливая, дурачилась, смеялась, рассказывала подругам какую-то ерунду — а матушку, должно быть, уже свезли в больницу для бедных. Или похоронили прямо здесь, на гаремном кладбище…

Что она наделала! Почему, почему испугалась Нухи и не забежала к Мэг, или хотя бы не передала ей записочку? Хоть так попрощаться…

Попрощаться…

Попрощаться…

Её словно заклинило на этом слове. С глазами, полными слёз, ничего не видя, она вновь позволяла себя куда-то вести, и чувствовало лишь, что вокруг отчего-то стало слишком душно и влажно, и отчётливо и неприятно запахло… серой. Как в аду. Да. Как в аду. Матушка рассказывала, что демоны, черти и колдуны всегда пахнут серой. Её, наверное, сразу туда, в ад, и утащили, потому что Ирис ужасно виновата: она забыла о матери, не простилась с ней, веселилась, когда Мэг умирала. Кекем, глупая заика, заслужила наказание. Пусть черти делают с ней, что хотят…

Усевшись на разогретую скамью, куда её подтолкнули, она покорно опустила голову, ничего не видя от слёз.

Что-то заскрипело совсем рядом, над ухом, затем ещё, и ещё… Однообразные монотонно-скрежещущие звуки, как ни странно, своей приземлённостью и надоедливостью вывели её из полуобморочного состояния. Нос заложило, дышать было тяжело, но, с другой стороны, не так обжигал лёгкие раскалённый воздух… хамама? Как она очутилась в парной? Это не Преисподняя? Что с ней делают? Нестерпимо болела голова — от непролитых слёз. Промаргиваясь, она всё смотрела вниз, уткнувшись взглядом под ноги, никак не могла понять, что это такое мельтешит у неё перед глазами, собирается у самых ступней, щекоча, в какую-то яркую мягкую кучку, такого знакомого цвета. И горка эта растёт, растёт с каждой прядь…

Что?

Она в ужасе схватилась за голову, показавшуюся вдруг необычайно лёгкой и… голой. Руки наткнулись на какие-то колючие рваные клочки.

Её волосы!

Гордость каждой девушки — волосы! Чудесные локоны, унаследованные от родной матушки, радость и утешение мамы Мэг, которая всё сокрушалась, что вот телом её воспитанница не вышла, зато уж косами!

— Не-ет! — закричала она, вскакивая и тряся головой. — За что? За что?

Она и впрямь была в хамаме. И не одна. Вокруг… стригли других девушек, и те сдавленно всхлипывали. А кое-кому уже брили головы. Ирис в ужасе оглядывалась.

— Кекем, сиди смирно! — напустилась на неё невесть откуда взявшаяся Фатьма-лекарица. — Тебе же сказали, что волосы надо обрить, вдруг у тебя вши, а они — переносчик болезни! Или ты хочешь заразиться? Дай этим людям сделать своё дело, а потом… Да ты меня слышишь ли? Эй, держите её!

Как была в единственной нательной рубашке, Ирис рванулась от невидимых страшных рук, пытавшихся её остановить, и заметалась по незнакомому помещению. Этот уголок бань предназначался для омовения слуг, а потому не был ей знаком, и теперь она тыкалась во все стороны, как слепой котёнок, в поисках выхода, задыхаясь и кашляя в клубах душного вонючего пара, натыкаясь на полуголые тела, потому что глаза слезились в серных испарениях… И, конечно, далеко не убежала.

Её перехватили два дюжих евнуха, явно не из неженок, что бывали на побегушках у одалисок, а здоровенных стражника, из тех, что охраняли ворота.

— Сюда! — коротко приказала Фатьма, тыча в скамью. — Какем, сказано тебе — сиди смирно! Всё уже, твоих волос больше нет, давай сбреем остаток, и ты успокоишься.

— Пу-усти-те! — Она всё ещё пыталась вырваться. — Не-ельзя!

— Молчать! — Рассвирепевшая лекарица приблизилась к ней вплотную. — Ишь, принцесса какая нашлась! Кто тебя просил с матерью якшаться? Набралась от неё заразы, теперь терпи! Я не позволю, чтобы из-за одной упрямой ослицы в ТопКапы началась эпидемия! Сиди и не дёргайся, не то, не приведи Аллах, у Сурьи дрогнет рука, и вместо головы она порежет тебе личико! Волосы отрастут, а нос не приставишь!