Когда впереди, за бетонным бруствером, в облачке пыли показалась «шишига», он еще не осознал, что так приближается неизбежность. Да и никто не мог этого знать.

Могло показаться, что кто-то щелкнул тугим железным тумблером. Щелк – и все изменилось. Словно он провалился в другую, страшную реальность, переместившись в одно мгновение лет на пятнадцать назад, когда в горах действительно шла война, когда каждый блокпост был крепостью, а человеческая жизнь ничего не стоила. И привычная, размеренная, по уставу, жизнь взорвалась этой дикой «шишигой». Вспышка, звуковая волна, лениво доползшая вслед за светом, – и удар, поваливший с ног всех, кто стоял за бруствером. А потом со всех сторон полезло яростное зверье с автоматами, обвешанное РПГ и ручными гранатами.

Лешку-шутника убило первым – он вышел вперед – остановить этот взбесившийся грузовик. А когда понял, что грузовик не остановится, – было уже поздно. Он сгинул бесследно в клубах оранжевого пламени. Спасибо комбату-«перестраховщику», устроившему бетонную «змейку» с запасом, – иначе хлипкие укрепления смело бы к чертовой матери, и оставшихся в живых осталось бы просто добить.

Но они уцелели. И мгновенно заняли оборону. Четко, не сговариваясь, не успев даже получить приказа комода. Притом что не сложилось толком отработать совместные действия на такой вот случай. Никакая боевая подготовка не может заменить реального опыта. А его, опыта, тогда и не было.

Лучше бы его не было никогда.

Комод буквально вывалился из палатки, на бегу ныряя в бронежилет, обвешиваясь автоматом, вещмешком с боеприпасами, рацией. Он что-то кричал, пытаясь руководить боем, но никакого организованного боя не вышло. Это скорее походило на отчаянную попытку вырваться изнутри взбесившейся мясорубки. Кот даже не смог определить для себя нападавших. Может, «духи», может, наемники или просто бандиты – слишком перемешались этносы, интересы и мотивации, чтобы понять однозначно. Да и не имело это значения. Потому происходящее не было обычным боем. Для него – не было.

Высадив длинную очередь в дымную муть, он нырнул вниз и, вжавшись спиной в бруствер, стал судорожно менять магазин. В тот самый момент он вдруг с невероятной ясностью понял жуткую истину.

Это пришли за ним.

Необъяснимо, дико, но он знал – беду на этот блокпост навлекло его, Кота, присутствие. И при этом он четко осознавал: с ним самим ничего не случится. Он стрелял в смертоносный мрак, но сердце билось как никогда ровно.

Это казалось игрой.

Взрывом смело палатку, кто-то выл от боли, метался, запутавшись в дымящем брезенте, – а он наблюдал за происходящим, как за сценой хорошо снятого боевика. Ужасно осознавать: рядом один за другим падали убитые товарищи, а он был спокоен. Даже когда прямо у него на глазах крупнокалиберная пуля снесла полчерепа Михе Стратокастеру.

Чтобы убить в себе это противоестественное спокойствие, он заставил себя встать – и выйти из-за бруствера, нырнуть под шлагбаумом и выйти на открытую местность. Сержант орал вслед благим матом, а Кот механически разбрасывал вокруг себя наступательные гранаты, едва успев вовремя сообразить, что лучше бы упасть, поберечься от осколков.

Темные, похожие на призраков фигуры внезапно появлялись из тумана и так же быстро растворялись в нем, чтобы появиться уже ближе. Вокруг свистели пули, но отчего-то никак не могли добраться до его плоти. Он стрелял в ответ, и это, как потом рассказали, помогло уцелевшим перегруппироваться и дать реальный отпор. Но это было потом.

А тогда в стороне грохнуло, взрывной волной швырнув его на землю, лицом в дорожную пыль, автомат вылетел из рук. И когда он рывком перевернул себя на спину, над ним нависла эта черная фигура. Незнакомец небрежно держал автомат за рукоять стволом вниз. Можно было подумать, он забыл о том, что вокруг идет бой, он просто рассматривал застывшего на земле врага. В тусклом свете далекого фонаря Кот пытался разглядеть его лицо, но не мог – лицо скрывала черная балаклава, и даже глаз за ней не было видно. И вдруг показалось, что нет в этой узкой прорези никаких глаз.

Одна лишь беспощадная тьма.

Тогда и мелькнула в голове та сумасшедшая мысль.

Это Зона. Она пришла за ним. Не убить – нет.

Она требовала вернуться. Потому что он не был частью этого большого мира. Он был деталью дикого, необъяснимого пространства Зоны, одной из ее бесчисленных странных игрушек. И как бы он ни убегал от нее по всему этому крохотному «шарику», Зона все равно придет за ним.

Незнакомец растворился во мраке, оставив в голове лишь эту звенящую мысль: Зона его не отпустит.

И он вернулся – как ни убеждали его впоследствии остаться служить по контракту. Считали, видимо, везунчиком. Думали, что он храбрец, настоящий Рембо. Не понимали, что везет только ему одному. Потому что Лешка-шутник, Стас, Колян, Миха – все они полегли, хоть были и ловчее его, и подготовлены лучше, да и достойнее, чего скрывать. И вроде Зона тогда не была еще в силе – но она уже призывала обратно.

Он вернулся – обычным лаборантом в Международном Институте, а по совместительству – сталкером, и думая, что навсегда забыл тот леденящий Ночной Кошмар. Только Кошмар его не забыл. Вот он, в натуральном виде, прямо перед глазами.

Кот вышел на середину территории. Здесь все так же – как в самый разгар ночной схватки. Вон тлеет палатка личного состава. Штабная, чуть в сторонке, цела. Всюду гильзы и кровь.

Только нет никого. Даже тел.

– Порохом тянет, – заметил Шевцов. Поднял с земли брошенную трубу РПГ. – Такое ощущение, что здесь только что кончился бой.

– Или не кончился, – в своем мрачноватом стиле сказал Аким.

Кот молча смотрел на него. Аким понимает. Даже если и не знает деталей, то чувствует. Потому что пророк.

Пророк Зоны.

– Может, все это – «кино»? – предположил Аким.

– Полагаешь? – отозвался Шевцов.

«Кино» – довольно специфическая аномалия, замеченная ранее только в Академгородке. Это можно назвать коллективной галлюцинацией, совершенно неотличимой от реальности, с вполне логичным сюжетом. Именно стройность, логика – вот что отличает «кино» от обыкновенного бреда. В нем реализуется именно то, чему ты сам в состоянии поверить, что укладывается в твое представление о мире. Например, если ты очень боишься каких-нибудь монстров, которыми населила Зону «желтая пресса», то обязательно с ними столкнешься. И при наличии оружия будешь биться с ними до посинения, пока сам себя не загонишь в какую-нибудь более реальную ловушку или с перепугу не пустишь себе пулю в лоб.

Хуже, если ты всерьез надеешься на помощь, – тогда к тебе непременно примчится отряд очень убедительных спасателей, притом ты даже не заподозришь подвоха. А поскольку при этом спасатели не являются реальными в полном смысле слова, то и спасения ждать от них не приходится. Скорее всего, они еще быстрее загонят тебя в могилу.

Но это место не похоже на «кино». Безусловно, это чудовищное Море беззастенчиво копается в самых мрачных закутках его памяти, извлекая на свет незаживающие душевные раны. Если правы некоторые институтские умники, Море реагирует на наиболее яркие «пятна» в мозгу человека. А что может быть ярче непреходящей боли?