казалось, что я графиня Уэст. Легкая, изящная и нежная. А потом я подносила к лицу пухлую руку с пальцами-колбасками и со вздохом опускала ее себе на глаза: век бы не видеть.

Но что делать? Теперь она – это я. Остается только жить час за часом, день за днем и надеяться, что однажды мой путь приведет к тому, что все прыщи исчезнут с моего лба. А когда последний испарится, меня окутает волшебное сияние… Или жабья шкурка Пеппилотты сползет с меня, точно старая шуба… Или… Нет, я понятия не имела, как это произойдет, но так или иначе я верну себе свой облик.

Однажды. Пусть даже через несколько лет.

*** 47 ***

– Пеппи, одевайся теплее! – скомандовала Клара.

– Тебя кто-то назначил моей няней? – огрызнулась я. – Сама решу, одеваться теплее или нет!

Бабье лето, продержавшееся в этом году очень долго, резко сменилось осенью. Полил ледяной дождь, и деревья в одночасье облетели, обнажив черные ветви. Небо сделалось серым, река набухла и залила наш крошечный тайный пляж, скрыв камень по самую макушку.

Кастелянша выдала нам теплую форму: мантии, подбитые мехом, высокие ботинки, шерстяные юбки и жилетки. И капоры, похожие на уродливые младенческие чепчики в оборках. Его-то самоназначенная нянюшка Клара и пыталась мне навязать. В этом чепце со своими толстыми круглыми щеками я стану похожа на младенца-переростка. Спасибо, но нет! Обойдусь капюшоном.

– Ты скоро? – деликатно стукнула в дверь уборной Маль. – Я тоже хотела привести себя в порядок.

– Угу… – невнятно отозвалась я, занятая разглядыванием трех оставшихся пупырей на лбу.

С некоторых пор это вошло в привычку: с утра перед занятиями я запиралась в ванной комнате – единственное место, где я могла остаться наедине с собой, – и снова и снова прокручивала в голове оставшиеся условия пророчества. «Когда черное обернется белым, когда перышко покажется тяжелее камня, и когда самый далекий станет самым близким…»

Что это может означать? Я порой изводила себя мыслями до головной боли, но не приблизилась к решению загадки и на шаг. И почему пророчества всегда такие запутанные и туманные? Нет чтобы сказать: «Дорогая Алисия, сделай то-то и то-то».

«А потому, дорогая Алисия, – померещился как наяву насмешливый голос старушки-гнилушки, то бишь дражайшей деканши, – потому, что тогда бы ты не играла по правилам, а снова сжульничала!»

Да, сжульничала бы, и что с того?

– Пе-еппи! – отчаянно воззвала ко мне Мальвина: видать, бедняжку совсем приперло.

– Иду… – пробурчала я, отворяя дверь.

Первым в щель проскользнул серый котенок – фамильяр Маль, названный Дымком.

Вот уже и Соломинка обзавелась собственным фамильяром. Почти половина студентов первого курса заполучили волшебных помощников. Прорыв случился после того, как Ди призвал Всполоха, а Клара – Клорика. Кстати, крольчишка, в отличие от резковатой командирши Моркови, был нежным и трепетным существом. А если принять во внимание, что каждый фамильяр – часть души чаровника, порой его скрытая, тайная часть, явленная на всеобщее обозрение, становилось понятно, что прямолинейность Клары – защитная броня, а внутри она белая и пушистая.

Боюсь предположить, что скрывается внутри меня. Верт считает, что крокодил. Жуткая клыкастая рептилия, которая водится в далеких южных странах. Я видела чучело в доме одного графа. Страховидло еще то! Пеппи крокодил придется к лицу, что уж. Но он, пожалуй, получше жабы, и сгодится, чтобы подползать во время обеда в столовой к столу Меринды и кусать ее за пятки.

Я представила, как ненавистная Ринда с визгом подскакивает на стуле, и мстительно усмехнулась.

Кстати, на месте Верта я бы вообще молчала. Он так часто сулил мне жабу, что сам себя наказал и сделался всеобщим посмешищем.

Сгусток тумана между его ладоней раз от раза становился темнее. Внутри постепенно проявлялись очертания зверя, но из-за того, что клубы дыма сделались почти черными, разглядеть его мы не могли, как ни старались.

– Вот увидите, у меня фамильяр покруче, чем у Ди! – горделиво говорил Верт. – Может быть, кондор! Или лев! Так и быть, девочки, дам погладить.

На прошлом занятии Верт, истомленный ожиданием своего триумфа, поднатужился, покраснел как вареный рак и… разродился маленькой бородавчатой лягушкой. Она шлепнулась на пол кверху пузом, но бодро перевернулась, посмотрела на Верта влюбленными глазами и сказала:

– Квасти! Квак я квада, квазяин!

Хохот стоял до потолка! Облажался Верт знатно! Мало того, что обзавелся лягушонкой, так она еще и говорит так, что ни слова не разобрать. Теперь Верт носит свою красотку в кармане, завернутую в платочек.

Фамильяром Бруно, который мы принимали то за мышь, то за белку, оказался огромный шершень, покрытый гладким хитиновым панцирем. Он выглядел красиво и опасно. Не так опасно, как пума, и все же притягивал взгляд. Неожиданно для нашего соседа-тихони! Мальвина, которая неделю назад официально представила нам Бруно как своего парня, очень им гордилась.

Бедняжка Тильда заимела черепаху. Она битых полчаса рыдала и отворачивалась от своей несчастной рептилии, а та ползала вокруг и тыкалась носом ей в ноги. Магистр Рауф истер язык до дыр, в сотый раз объясняя, что каждый фамильяр нужен и полезен, что черепаха символизирует упорство в достижении цели.

Я бы посмеялась над невезучей Тильдой, но, боюсь, рано или поздно мне и самой придется смириться с отвратительной зверушкой. К тому же Тильда, несмотря на черепаху, все равно оставалась симпатичной девчонкой: лицо в форме сердечка, обрамленное каштановыми кудряшками, стройная фигура, и талия, и грудь – все как полагается. За это я Тильду недолюбливала и сочувствовать ей не стала.

У меня в деле призыва фамильяра тоже наметился сдвиг. На следующий день после эпохальной стычки в заброшенной лаборатории легкое марево загустело и сделалось молочного цвета. Я невольно ахнула и тут же прикусила губу, но Ди, который в это время тренировался отдавать мысленные команды Всполоху, посмотрел на меня, на мои руки и улыбнулся.

– Еще чуть-чуть, Пеппи! – подбодрил он меня.

Кстати, мысли о заброшенной лаборатории, о странном потрескивании печатей и грохоте распахнувшейся двери еще долго не давали мне покоя. И не только мне: Ди осторожно расспросил мэтра Зотиса. Спросить прямо, почему лабораторию закрыли, Димитрий не мог, чтобы не выдать тайного студенческого убежища, поэтому ходил вокруг да около. Ну и ответ куратора оказался таким же расплывчатым.

– Ее закрыли очень давно, еще до того, как я сам поступил в академию. Лет десять с тех пор прошло или больше, – ответил мэтр Зотис. – Слухи ходили разные. Кто-то считает, что там разлили опасные зелья и испарения впитались в стены. Другие