Ксана вбежала в кабинет и вскрикнула. Костя сидел за столом, согнувшись и схватившись за грудь. Из-под его рук по голубой ткани расползалось темное пятно.

— Оксана… блок… — прошептал он одними губами.

Ксана не сразу поняла, что он хочет, но кинулась к нему. В ту же минуту кабинет непостижимым образом наполнился топотом и криками. Прибежала гинеколог из соседнего кабинета, медсестра ЛОРа, лаборанты и даже старенький подслеповатый окулист.

— «Скорую»! Вызовите «Скорую», кто-нибудь!

Господи, господи! — запричитал высокий женский голос.

— Да они только адрес записывать будут десять минут, и ехать еще пятнадцать, а тут — в сердце! Хирурги где?

— Кто? Трофимов в отпуске, Иванова с утра была.

— Да откройте же перевязочную! — заорал кто-то.

Ксана воспринимала происходящее как сквозь туман. Она лишь видела белое лицо Кости.

— Блок, Оксана. Штопай…

Она поняла. И мелькнувшая было в сознании искра «я не сумею», тут же погасла. Ксана быстро сложила руки, как перед чайной церемонией. Как давно она этого не делала!

— В темноте серебряный свет лучами расходится, — зашептала Ксана. — Свивается каждый луч в тысячу нитей… Затейливая ткется паутина… Кто увидит — познает человеческую сущность…

Она положила обе руки, одну над другой, на рану, прямо поверх холодных Костиных пальцев.

— Первая долевая, вторая поперечная… третья поперечная — в узел… Вторая долевая, вторая поперечная, третья поперечная — в узел…

Произносить это вслух вовсе не обязательно. Но так Ксане было легче.

Люди вокруг суетились, что-то кричали, окулист все-таки вызвал «Скорую» и милицию, медсестра ЛОРа прибежала с целой охапкой перевязочных материалов и ампул с анальгетиками…

Ксана, застыв в неудобной позе, боясь неосторожно шевельнуть руками, «штопала» Костину паутину.

«Вязание узлов корректорами первого звена строго запрещено»…

«Сверхвоздействие запрещено»…

«Эссенциальная хирургия в мирное время запрещена»…

Холод внутри. Темнота и боль. Лишь в глубине непроницаемой бездны трепещет разорванный клубок, рискуя развалиться по ниточкам…

«В случае спасения жизни эссенциалист, оказавший воздействие, считается неподсудным»…

Зиньковец в свое время не успел сохранить жизнь пациенту в ожидании реанимобиля…

* * *

Бригада появилась, как показалось Ксане, вечность спустя. Кровотечение к тому времени прекратилось, но Ксана все вязала паутину… Зиньковец был то ли в обмороке, то ли уснул, обессиленный. Впрочем, Ксана и сама еле держалась. «Штопка» требует огромных затрат энергии.

— Девушка, да дайте же посмотреть! Девушка!

Молодой врач с трудом оторвал Ксанины ладони от груди Зиньковца.

— Так… проникающее грудной клетки. Носилки, быстро.

— Я с ним, можно? Я жена…

Ксана слышала свой неестественно звенящий в пустоте голос будто со стороны.

— Да, конечно. Поехали в «Склиф».

* * *

Шеф шел мимо аквариумов, раздумывая, как поступить с Андреем. Пару дней — и конвертированная личность скорее всего перестанет существовать. Но за эти пару дней…

Если Андрей все знает, почему он не бежит без оглядки, а до сих пор сидит в кабинете?

Может, он вовсе не против работать на Контору? Да с чего в конце концов этот удод Щемелинский решил, что Андрей будет против? Ведь Денис никогда, ни-ко-гда не разбирался в людях… Лабиринт не должен ничего знать, тут уж без вариантов. А вот сам Андрей…

Когда Лебедев вошел в кабинет, эссенциалист даже не заметил его, поглощенный работой.

Через несколько минут шефу пришлось кашлянуть, заявив о своем присутствии.

— Ах, это вы, Сергей Васильевич. Не заметил, извините.

Андрей поднялся.

— Назавтра мне нужен эссенциальный монитор. И, если позволите, — Лена.

Шеф хмыкнул, кивнул, бросил взгляд на экран, испещренный разноцветными схемами.

— А… Денис завтра нужен? А то я планирую отправить его… в командировку. Срочную.

— Денис… да нет, наверное. Думаю, смогу закончить и без него. Не хотелось бы отвлекать человека от более важных дел.

Андрей сглотнул слюну в пересохшем горле. Опять нестерпимо хотелось пить.

Если Дениса завтра не будет — это только к лучшему. Рваная у него паутина, корректировать и корректировать.

— Что, вообще все сможете без него закончить?

«Это было бы совсем кстати», — завершил про себя Лебедев.

— Пожалуй, да. Последовательность действий я знаю. Но для тестирования программист, конечно, будет нужен.

— Любой программист?

— Грамотный программист. Любой, да.

— Очень хорошо. — Шеф скрестил руки на груди. — Работайте, Андрей. Завтра вам все предоставят.

— Спасибо, Сергей Васильевич. А сейчас я с вашего позволения выйду на минуту.

Язык казался обернутым наждачной бумагой.

— Да-да, разумеется.

«А эссенс-то наш нездоров, — отметил Лебедев. — Значит, распад неизбежен. Можно не волноваться…»

* * *

Операция длилась несколько часов.

Ксана сидела в коридоре на диванчике, глядя на пятно облупившейся краски на стене.

Примостившийся рядом с ней молоденький капитан милиции старательно задавал ей какие-то вопросы. Она отвечала односложно: «Нет, да, не знаю»… Убийцу девушка описать толком не смогла. В конце концов милиционер понял, что толку от нее не добьешься, и отправился в буфет перехватить чашку-другую кофе. Ксана идти отказалась.

Мысли ее были там, в операционной.

Только бы все обошлось.

Местные кардиохирурги ничуть не уступают специалистам из Лабиринта. Правда, экстренники обычно работают в паре с корректорами. А эти ребята колдуют сами. Без малейшей энергетической поддержки. Хотя энтузиазма им не занимать…

— Костя, Костенька, — шептала Ксана, размазывая слезы по щеке. — Не оставляй меня… Я так тебя люблю, Костенька…

Ксана в сотый раз клялась себе, что если муж останется жив, она сделает все, все, что он захочет. В любом случае она найдет этого молодого эссенса и поможет ему вернуться в Лабиринт. Чем бы это ей ни грозило.

Наконец двери оперблока разъехались, вышел усталый, но явно довольный доктор. Ксана вскочила.

— Это вы — жена Константина Зиньковца?

Врач был, наверное, почти ровесником Кости.

— Да. Ну что, магистр? — взволнованно воскликнула девушка.