— Не смотри на нее, Марианна, — мать согласна со мной. Ты ведь согласна? — Он бросил на маму взгляд, преисполненный такой ярости, что я сразу поняла: страх отобьет у нее всякое желание спорить. — Ты ведь не можешь поехать туда, если мы не напишем письмо, в котором сообщим о своем согласии? — Я кивнула. — Так вот, я не собираюсь ничего писать. Забудь об этом! — торжествующе заключил отец. На мгновение он замолчал, чтобы забросить в рот очередную порцию рагу, а потом снова посмотрел на мое несчастное лицо: — Знаешь, что ты сделаешь завтра? Ты пойдешь на новую фабрику — я видел объявление, что им требуются рабочие. Они платят хорошие деньги. Так что постарайся не упустить свой шанс. Больше я ничего не желаю слушать…

Прежде чем я успела открыть рот и сказать хоть что-то в свою защиту, он забил последний гвоздь в гроб моей мечты:

— Марианна, не забывай, ты и так причинила нам достаточно хлопот. И я не собираюсь отпускать тебя из дома в пятнадцать лет, чтобы ты еще во что-нибудь вляпалась.

На следующее утро я не пошла в школу. Вместо этого я отправилась на новую фабрику и спросила вахтера, где можно пройти собеседование. Мне велели вернуться в понедельник, сообщив, что, скорее всего, я буду работать за станком для волочения проволоки.

Отец был прав. На фабрике действительно хорошо платили.

Но никакие деньги не могли воскресить мою мечту.

Я начала работать в большом здании, входившем в состав промышленного комплекса, одного из многих, построенных в нашем районе. Начальник цеха — худощавый, какой-то бесцветный мужчина в очках с проволочной оправой — сказал, что в следующий понедельник я должна прийти в его кабинет в семь сорок пять утра и он покажет мне, где будет проходить мое двухнедельное обучение. Я буду работать за станком для волочения проволоки и, соответственно, изготавливать проволоку для растущей телекоммуникационной промышленности. Меня научат пользоваться паяльником и различать виды проволоки.

На выходных я ломала голову, что же мне надеть в свой первый рабочий день. Особого выбора у меня не было — пришлось удовлетвориться школьной формой и свитером ручной вязки, купленным в секонд-хенде. Накануне вечером я старательно вычистила и выгладила свои вещи — пусть я буду выглядеть как ребенок, зато хотя бы как опрятный ребенок.

Придя на фабрику, я обнаружила, что в кабинете начальника уже сидели несколько взрослых женщин, которые тоже хотели устроиться на работу. Судя по их виду, они нервничали не меньше меня. Нас отвели в небольшое здание, и после короткого инструктажа мы приступили к первому уроку. Работа была скучной и однообразной, но маленькие руки позволяли мне легко с ней справляться. В конце первого дня все хвалили меня, и работа на фабрике вдруг перестала казаться такой ужасной.

Я была моложе остальных работниц минимум на пять лет. Большинство женщин были замужем за рабочими с окрестных заводов и фабрик. Некоторые переехали сюда из Лондона, привлеченные возможностью отдать детей в хорошую школу и купить вполне приемлемый одноквартирный дом в очередном строящемся районе. Они вели себя довольно дружелюбно, и, когда фабричный звонок возвещал о начале пятнадцатиминутного перерыва, я обычно пила чай с несколькими женщинами, которые решили взять меня под свою опеку, так как работали тут намного дольше меня.

— Ты такая молоденькая! Давно школу-то закончила, милая? — спросила одна, темноволосая, с улыбчивыми карими глазами и золотящимися на курносом носу веснушками. Она сказала, что ее зовут Бев.

— Совсем недавно, — ответила я, в который раз сожалея о том, что мне не удалось воплотить в жизнь мечту о работе в больнице.

Подруга Бев по имени Джин заметила, явно не стремясь меня обидеть:

— Это объясняет, почему ты так одета.

Я вздрогнула. Конечно, я понимала, насколько сильно отличаюсь от этих взрослых женщин с химической завивкой и накрашенными лицами, ведь я-то всегда завязывала волосы в скромный хвост и даже не думала о косметике. Несмотря на то что все мы должны были носить что-то вроде спецодежды, Бев и Джин одевались лучше, чем я когда-либо могла себе позволить. Страх перед тем, что я опять не смогу вписаться в коллектив, постоянно мучил меня. Кроме школьной формы в моем гардеробе было всего лишь несколько платьев, купленных в секонд-хенде, причем ни одно из них не подходило мне по размеру.

Я знала, сколько стоят хорошие вещи. Иногда я позволяла себе засматриваться на витрины, мечтая о модных нарядах, но всегда понимала: мне потребуется много времени, чтобы накопить достаточно денег и купить что-то похожее на одежду Бев и Джин. Отец сразу сказал, какую сумму я должна буду еженедельно отдавать матери за свое содержание, и я, зная, сколько всего мне будут платить, растерянно подумала, что у меня почти ничего не останется.

— Знаешь что, милая, — от Бев явно не укрылось мое подавленное состояние, — я сама шью себе одежду. У меня дома есть электрическая швейная машинка. Так что мне не сложно сшить для тебя несколько нарядов. Тебе всего-то надо принести материал.

Прежде чем я успела опомниться, Бев продолжила, причем говорила она таким тоном, будто мы с ней беседуем об этом каждый день:

— После того как получишь первую зарплату, можем пойти по магазинам. Я хочу взять подработку в субботу — и тебе советую записаться после того, как закончится обучение. А когда освободимся, заглянем в новый магазин, что совсем недавно открылся тут неподалеку, и купим ткань, которая тебе понравится.

— Я должна отдавать большую часть зарплаты маме, — призналась я. — У нас в семье четверо маленьких детей, их кормить надо.

— Не переживай, — успокоила меня Бев. — Много денег на ткань не уйдет. Нам и понадобится-то всего пара метров, вон ты какая миниатюрная. После магазина пойдем ко мне; я сниму мерки, раскрою ткань, а ты пока чаю попьешь. Потом мы с мужем отвезем тебя домой.

В тот день, когда я бормотала слова благодарности, я еще не знала, что это будет началом новой дружбы. Дружбы, которая не раз выручала меня в течение следующих месяцев.

В пятницу после обеда я получила первую зарплату. Деньги лежали в коричневом конверте, на котором было напечатано, по какому принципу она начислялась. Величина зарплаты зависела от того, сколько часов я проработала и сколько времени провела на территории фабрики. Я отнесла конверт домой и отдала его маме, не распечатывая. Она вытащила оттуда одну купюру и несколько монет, остальное вернула.

— Спасибо, Марианна, — сказала она. — Это можешь потратить на себя.

Когда я поделилась с ней мыслями о субботней подработке, мама согласилась, что это хорошая идея, и те деньги я могу оставлять себе. Я почувствовала, как губы растягиваются в улыбке: я все-таки смогу купить ткань.

В одну из суббот мы с Бев отправились в город и обошли несколько магазинов, торгующих материалом. В одном я присмотрела светлую ткань с рисунком из мелких цветов; Бев сказала, что из нее получится хорошая блузка. Потом она отыскала небольшой кусок темно-синего материала и предложила сшить из него юбку-клеш. «Она подчеркнет твою тонкую талию», — улыбнулась Бев, и я, не раздумывая, согласилась. Моих денег хватило только на эти покупки, но я все равно не могла сдержать радостного волнения. Перед тем как пойти домой к Бев, мы отметили удачный поход по магазинам чашкой чая и пирожным с кремом в кафе.