Быстро позавтракав сама, Мерси отправилась в столовую готовить завтрак хозяину.

Не прошло и минуты, как в столовой появился Джек Мэггс; не поворачиваясь, она чувствовала спиной его взгляд. Зная, что хозяин может войти в любую минуту, она молила Бога, чтобы ничего плохого не случилось. Торопливо накрыв на стол, она позволила Джеку Мэггсу отвести ее в хозяйский кабинет, в котором они с ним провели вчера весь день.

Здесь она с волнением повернулась к нему. В горле у нее пересохло, сердце учащенно билось.

Она уловила неуверенность в его темных глазах и ожидала, что он улыбнется, но он прошел мимо нее прямо к столу. Разочарованная, Мерси смотрела, как он перебирает в ящике хозяйского стола новые гусиные перья.

— Ему не понравится, что вы это делаете, — не выдержала она.

Джек Мэггс лишь подмигнул ей. Срезав верхушки перьев, он почистил их и сделал шесть быстрых надрезов. Приготовив таким образом новое перо, он сел за работу.

— Это что-то, должно быть, очень важное.

— Да, это так.

— К закадычному другу, конечно.

— Надеюсь.

Так, несмотря на ее надежды и старание, он оставил ее одну на оттоманке. Остается только вязать и ждать, что будет дальше. Время от времени она тайком прихорашивалась, но уже мало надеялась на результат.

Утро прошло в молчании, и Мерси оставалось лишь удивляться той одержимости, с которой бегала по бумаге эта странная рука. Хотя однажды, в самом начале, рука Мэггса неожиданно остановилась. Где-то в холле скрипнула половица. Мэггс приложил палец к губам и, осторожно отложив перо, подошел к двери.

Тогда-то она и увидела его кинжал. Вообще-то она никогда раньше не видела кинжала в руке человека. Он показался ей одновременно пугающе странным и совершенно знакомым — уродливое темное лезвие с загнутым острием. Его вид должен был бы отпугнуть ее от Мэггса, но этого не случилось, наоборот, она любовалась, какими изящными были его крадущиеся шаги, когда он приближался к двери.

За дверью на лестничной площадке вдруг кто-то застонал, а когда Джек дернул за ручку и дверь отворилась, послышался глухой стук, будто что-то упало на пол. Мерси вскочила и тоже выбежала вслед за Мэггсом.

— Какого черта! — рассердился он и втолкнул ее обратно в комнату, однако Мерси успела увидеть на полу распростертое тело мистера Спинкса.

Ключ щелкнул в замке, и она снова оказалась одна в комнате. Ей оставалось только прислушиваться к тяжелым медленным шагам Мэггса, спускавшегося по лестнице вниз в помещение прислуги.

Тогда она вспомнила, что он оставил на столе свое недописанное секретное письмо.

У Сайласа и Ма Бриттен (писал Джек) была одна чрезвычайно смелая задумка: серия хорошо продуманных краж: даже без прикосновения к вещам. Как только они научат Софину и меня действовать на уровне искусства, обещал Сайлас, кража для нас станет похожей на охоту с хорьками-ищейками, только не будет необходимости носить с собой клетку для них.

С его точки зрения, это будет неплохой бросок вперед. Прежде всего ваш покорный слуга влезает в дымоход, — а я к тому времени умел это делать так же легко и быстро, как спрыгнуть с кровати, — и зажигает свечу, а затем осматривает все замки на буфетах и горках. Если необходимо, я открываю дверь в кухню и свистком вызываю взломщика, здоровенного придурка, бывшего боксера, по имени Вексхолл, получившего в свое время слишком много ударов по голове. Ему же надо сделать сущий пустяк — взломать замки и поскорее исчезнуть с глаз долой; за это он получит свои шесть пенсов серебром. А затем приходит очередь Софины, она входит в дом с маленьким букетиком цветов в руке, — я и сам не знаю, для чего это, — в премиленькой шляпке. Именно ей доверялось отобрать самую дорогую серебряную посуду, я же, ее черномазый помощник, должен был упаковать нашу добычу в мешок с сажей. Мы с Софиной, счастливые восьмилетки, всегда работаем вместе и при этом без умолку болтаем.

Сайлас тем временем договаривался со старым мусорщиком мистером Фиггсом о доставке мешка, который я всегда оставлял для него за дверью. Сайлас говорил мне, что мистер Фиггс уверен, будто он таскает мусор и золу, и был рад таскать их к себе на свалку в Уэппинг, получая за это по пенни за мешок. Возможно, это была ложь, но тогда я верил этому.

Летом 1801 года нам удалось выполнить двадцать таких «заданий». Дела наши шли настолько хорошо, что до того, как в лондонских особняках стали разжигать камины ежедневно, мы успели покинуть наш гнилой маленький дворик у Лондонского моста и переселиться вместе с Сайласом и Софиной в Айлингтон. Мы сняли весь этаж над табачной лавкой на Верхней улице, и здесь Ма Бриттен продолжала свою деятельность так же успешно, как всегда, изготовляя чудодейственные «колбаски» и помогая своим клиенткам. Если раньше она врачевала в отгороженном занавеской закутке у печки, то теперь пользовала их в небольшой комнатке в дальнем конце дома.

Никто из нас больше не промышлял на бойнях в Смитфилде. Ма Бриттен, дав записку и полкроны на расходы, посылала меня в лавку приличного мясника, где краснолицые парни, каждого из которых звали мистером Айресом, завертывали мне в бумагу несколько отбивных из молодого барашка или кусок печенки.

Моя жизнь стала намного лучше. Я ел много мяса с тушеным картофелем. Том редко бывал здесь, но приходя, больно выкручивал мне руки или другим образом причинял мне боль. Если нам не разрешали играть с приличными детьми, Софина и я никогда не скучали вдвоем. Сайлас, надо отдать ему должное, часто водил нас в парк, где мы играли в прятки, серсо или прыгали через обруч.

Увы, жизнь Тома не была такой веселой, он тосковал по дому. Каждое воскресенье на рассвете он покидал дом своего мастера и направлялся в Айлингтон еще до того, как зазвонят колокола к заутрине. Я просыпался от громкого стука его больших башмаков по лестнице. Попав в наш новый дом, он тут же шел в комнату матери, залезал к ней в кровать и начинал плакаться.

Том не любил ни Сайласа, ни Софину. Мне как бы повезло от этого, потому что он перестал ненавидеть меня. Теперь я был его приятелем и в свои воскресные визиты он старался все время проводить со мной, делясь секретами, надеждами и планами.

В одно сентябрьское утро, когда я не успел еще озябнуть после теплой постели, он потащил меня в Сент-Джеймс-парк. Здесь он купил мне стакан молока у лотка с коровами, где всегда продавали парное молоко; возле него всегда было много девушек-служанок, которым кто-то сказал, что нет ничего лучше для цвета лица, чем стакан молока. Но Тому было не до девушек.

Он заботился обо мне. Все время следил за мной. С его длинного костлявого лица не сходила настороженность и недовольство.

— Сайлас покупает тебе молоко?

По правде говоря, Сайлас часто угощал нас с Софиной молоком, но я знал, что мне надо отрицать это.