Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока Бродяга разбирался на месте с людьми Шишка, изображая сумасшедшего берсерка, а Каз отвлекал внимание, привычно вливаясь в свою стихию беспечного придурка-гонщика, Хазар, пересидев в укрытии несколько самых горячих часов, когда Шишок, обезумев от наглости противника, пошел ва-банк и буквально наводнил город своими людьми, внезапно проявился с тыла.
То есть, со стороны партнеров, доказуху на которых притащила его нянька на флешке.
И, видно, так жестко там сыграл, что они обгадились и мгновенно развернули лошадей, сдавая Шишка и делая его крайним. Типа, это не мы такие, это все он, а мы не знали, а наши обнимашки с его людьми на флешке и совместный распил бабла — подстава жесткая и неожиданная.
Понятно, что все белыми нитками шито, и надо бы гадов давить и додавливать, но… Но сейчас было не время.
Потому Хазар делал вид, что дурак всему верящий, исключительно для того, чтоб дело закончить.
Много бабла, много сил, много энергии в него вложено.
Нельзя бросать, отступать, отдавать…
Да и не в его это характере.
И вот сейчас как раз игрался завершающий акт драмы.
От придурка Шишка, осознавшего, что все упущено, что Хазар ушел живым и проявился у власть имущих, тех еще продажных тварей, кстати, можно было ждать любой дурости. Славился он этим.
Бродяга сидел на диване, устроенный со всеми возможными удобствами, и отслеживал одновременно камеры видеонаблюдения на заводе - камне преткновения, обстановку на предприятиях, находящихся в собственности холдинга Хазара, хотя с этой стороны нападение маловероятно, но это же Шишок… Плюс ко всему, координировал действия армии Хазара, пока тот общался по понятиям с тварями, продавшими его Шишку. Самого Шишка искали.
И, конечно, непременно найдут, но к тому времени руки у Хазара должны быть развязаны, а договоренности с городскими псами обновлены. И, зная, Хазара, обновлены они будут на новых условиях. Очень уж накосячили ребята, официально держащие город, общаясь не с теми, с кем надо, на камеру.
Жаль, что решить с ними нельзя так же конкретно, как планируется с Шишком. Не того уровня люди. Но ничего… Время идет, люди меняются… А память у Хазара крепкая, и Бродяга не сомневался, что друг детства хорошо запомнит эти попытки поиметь его без мыла.
И те, кто пробовал от него избавиться, стравив с Шишком, тоже это явно понимали.
И вряд ли будут сидеть и ждать, когда у Хазара до них руки дойдут…
Так что веселье впереди, столько веселья…
И надо все внимание в дела, лишь туда…
Его рыжий котенок улыбалась, такая солнечная, такая красивая.
Совсем не похожая на саму себя, ту, какой была ночью, когда увидела его, всего побитого, на веранде у Хазара.
Бродяга тогда подумал, что она в обморок грохнется, и даже попытался привстать, чтоб поймать…
Но Ляля в очередной раз удивила.
Прикусила губу, блеснула глазами, полными слез, и кинулась к нему, сходу падая на колени перед низким диваном и легко, боязливо трогая перевязанную грудь, руку и затем поднимая взгляд к лицу.
Он замер, боясь спугнуть и думая только о том, что те места, где она прикоснулась своими тонкими пальчиками, иррационально болят меньше…
А затем и вовсе перестал думать, утонув в рыжих, полных тревоги и одновременно облегчения глазах.
— Бродяга мой… — тихо, так тихо, что слышал только он, да и то едва-едва, прошептала она, — живой…
— Ну конечно живой, — так же тихо ответил он ей, сглотнув неожиданный ком в горле, — я же обещал…
— Да… — кивнула Ляля немного заторможенно, — ты всегда выполняешь обещания…
— Да…
Она приподнялась чуть-чуть и провела прохладными, чуть влажными губами по его скуле, украшенной черным синяком. Замерла, словно проверяя его реакцию и готовясь отпрянуть, если будет больно, но Бродяга только потянулся к ней, положил тяжелую ладонь на талию, привлекая ближе.
И Ляля, судорожно выдохнув, принялась легко-легко, словно крылом бабочка касалась, проводить губами по его лицу, не целуя, а будто наощупь исследуя повреждения, как слепая.
Он не мешал, только придерживал и счастливо жмурился от ее прикосновений, нежных-нежных, по-кошачьи осторожных. Подумалось, что котята так вот трогают носиком, знакомясь или исследуя что-то новое…
Ему плевать было в этот момент на то, что они не одни на веранде, что тут полно парней, молча глядящих на них… Бродяга лежал, прижимая к себе своего котенка, и умирал от удовольствия, боясь вздохнуть сильнее, чтоб не спугнуть…
Потом, правда, кто-то из окружающих их придурков то ли кашлянул, то ли просто вздохнул резко, и Ляля дернулась, открыла глаза и пугливо оглянулась.
Покраснела до корней волос, попыталась встать, но Бродяга не позволил.
— Тихо, котенок, тихо-о-о… Побудь рядом…
Ляля тут же послушно прижалась обратно к нему, выдохнула.
— Ты… Тебе больно…
— Нет. Когда ты рядом, вообще не больно…
На экране пискнуло сообщение, и Бродяга, поймав себя на том, что опять отвлекся на рассматривание Ляли, весело готовящей завтрак, одновременно болтая с основательно помятой за ночь с Хазаром нянькой и вполне довольным жизнью сыном Хазара Ванькой, сцепил зубы и силой воли заставил себя повернуться к экрану. Глянул, нахмурившись, сел ровнее.
И потянулся к телефону, возбужденно скалясь.
Понеслась!
Глава 40
Я рассматривала Аню, невысокую, больше похожую на очень симпатичного парнишку, девушку, с короткими светлыми волосами, стараясь быть веселой и легкой, привычно прячась за любимую маску ласковой пустоголовой няши, но в глубине души царили смятение и страх.
Конечно, они никакого отношения к самой Ане не имели, про нее как раз все понятно было. Утомленный вид, темные пятна на светлой коже, так похожие на мои, когда Бродяга ночью увлекался и причинял сладкую, томительную боль своими губами. Тревога и боль во взгляде. Ничего иного я от женщины Хазара и не ожидала. Не тот это человек, чтоб рядом с ним себя спокойной и умиротворенной ощущать. Тем более, что обстановка была крайне нервной.
И именно по поводу этой обстановки и мучил меня страх, так тщательно скрываемый.
Потому что за время нахождения здесь, в доме Хазара, я успела не только умереть и воскреснуть в руках моего Бродяги, но и кое-что услышать, а также много чего понять и додумать.
И Бродяге вообще не требовалось со мной делиться чем бы то ни было, я же не дура, сама все поняла.
Появление Ани и сына Хазара, Ваньки, каким-то образом послужило катализатором в истории с заводом щебня,