– Хочешь, чтобы тебя звали Алик? И родных мы тебе заменим. Как это без мамы-папы, бабушки-дедушки? А теперь давай-ка я смажу тебе! – воркует мама. – Потом по-настоящему полечимся.

– Это как?

– Ты часто ходишь по-большому?

– С…, что ли? Редко. Я тогда громко кричу. – Лиза вздрогнула.

– Ясно. Идём-ка чаю с мёдом попьёшь. Скоро совсем весна. Гулять будешь. Велосипед тебе куплю.

– Настоящий?

– Конечно, настоящий.

Ну, и что дальше?

Растерянные Пётр с отцом, обиженная Аня, так и не пожалевшая мальчика. А что жалеть? Сама покалечена. И равнодушна к чужой боли.

Едва мальчик вошёл в гостиную, Лиза кинулась к нему, обняла, пригладила мокрые, давно не стриженные волосы.

– А может, тебе нравится «Дима» больше, чем «Алик»? – спросила.

Мальчик равнодушно пожал плечами.

– Один х… Хотя «Дима» лучше.

– Тогда пусть тебя зовут Дима, хорошо? Полное твоё имя Дмитрий. – Лиза уложила его на диван перед телевизором, поспешила включить мультики. – Аня, пожалуйста, посмотри тоже! – И зашептала: – Помоги, придумай вопросы, какие можно задать после фильма. Ты же будешь воспитательница, всё равно что учительница, сумеешь расспросить его, что понял, что не понял в фильме? Помоги, пожалуйста. И, пожалуйста, не ревнуй, я тебя больше всех люблю! – Добавила: – Всегда!

Вчетвером сидели за неубранным столом. Остывшие котлеты и пюре, грязные тарелки… ни у кого не было сил убрать со стола, разогреть еду. Молчали, пока Пётр не сказал:

– Ну и как могу оформить его? Аню провёл через знакомую директрису детского дома: до шестнадцати жила там! Ещё о Диме просить? А если копать начнут? Я же право на практику потеряю!

Петя раскрывает перед ними свою «кухню», а она слышит, что говорит он ей на самом деле: «Ты хотела этого, и это только начало, и ты “не готова” при первой же встрече с нашим бытом, нашей реальностью, а что дальше? И как я защищу тебя от бандита, если он уже побывал в твоём доме? И не остановится, пока не найдёт. Завтра доберётся до театра».

Лиза выдавала себе Петины аргументы и Петины упрёки – это она вкрутила его в опасную для жизни игру! И Петин голос оглушал её.

Не сразу услышала: не Петя, мама говорит:

– Срочно нужны анализы… может, СПИД.

– Что?!

– Доченька, прости, не нравится мне картина. Если анализы подтвердят мои предположения, ему категорически нельзя оставаться здесь.

– Почему ты так решила?

– Да подожди, успокойся. Нужно проверить. По статистике больные СПИДом от злости и обиды нарочно заражают других.

– Тогда, Петя, причём тут детский дом для Димы? Если окажется СПИД, надо заставить Диму отвезти нас к этому «дядьке» и судить его, а Диму положить в больницу.

– Где ты живёшь, Лиза? – прервал её Пётр. Встал, резко полоснув по полу стулом. – Я, Лиза, должен прийти в себя. Еду домой. Гоги ждать не буду. Тебе на сегодня развлечений хватит. Буду думать, что делать.

Когда уехал Пётр, на сцену выступил отец.

Он лишь ночевал дома, возвращался очень поздно: старался как можно больше заработать, а вечерами обустраивал новую мастерскую.

За сегодняшний вечер осунулся страхом.

– Слушай, дочка, что скажу. Я тут жил по касательной – мало в чём разбирался, только радовался, глядя на вас с Гоги, – вы вместе! Аня у вас… малыши приедут. А сейчас, дочка, нам нужно ликвидировать этого Аниного бандита! И поспешить надо.

– Аня не желает говорить, где его искать!

– Ну, Аню мы убедим, не захочет же она снова стать его добычей. Не захочет же она, чтобы тебя убили. Моё категорическое условие: ни ты, ни Аня за забор – ни ногой!

– Папа, а репетиции и курсы?

– Это на одной чаше весов, дочка, на другой – жизнь. В театре все до одного должны поверить в то, что ты там не бываешь. Если уж так нужны репетиции, пусть проходят здесь.

– Гоги не согласится.

– Гоги как раз согласится. Он дрожит над тобой так же, как мы с мамой.

– А курсы, папа?

– Месяц ты уже отходила, что к чему поняла. Есть пособия, развёрнутые планы и прочее. Пётр привезёт их домой. А когда этого бандита мы посадим, занимайтесь, пожалуйста, где хотите! А можно сдать экзамены экстерном. Или тот же Пётр купит вам документы. Сейчас, кажется, с этим просто. Ясно, дочка?

– Но, папа…

– То, что я сказал, не обсуждается. Я в этом доме старший, так? Значит, моё слово – решающее. У меня одна дочь. Единственное богатство, которое мы с мамой нажили. И я зубами разорву, вот этими руками пришибу всякого, кто посмеет близко подойти к моей дочери.

– Я согласна с отцом, доченька. Пропала и пропала. Пусть сторожит возле квартиры, пусть сторожит возле театра. А мы пока потихоньку будем расхлёбывать детские беды.

– А что, если он Гоги вычислит и убьёт?

– Какое отношение к тебе имеет Гоги для бандита? Ему и в голову не придёт, что он твой муж! Он знает лишь…

Лиза вскочила.

– Мама, папа, я чувствую, он убьёт Алеся!

– Прекрати истерику, – жёстко сказал отец. Таким суровым Лиза его никогда не видела. – Мы заставим Аню сказать, где их контора. И Алесем займёмся мы!

– Нет, папа! Бандит видел и твои, и мамины фотографии!

– Ты что думаешь, я пойду к Алесю? Нет, дочка, мне моя жизнь тоже дорога.

– И не Гоги!

– И не Гоги, Лиза! Конечно, не Гоги. Мы с Гоги и Петром найдём того, кто туда пойдёт. А сейчас грей мне еду, заваривай чай, имею же я право на ужин?! Скоро Гоги приедет. И прекрати трястись от страха. У тебя есть твой тыл, и ни один волос, дочка, не упадёт с твоей головы! Звони Регине, дочка, пусть всем говорит, что она тебя не видит уже несколько месяцев, откуда ей знать, где ты, пусть предупредит билетёрш и актёров.

– А я завтра займусь Димой. Не дай бог…

– Мама, даже не произноси. – Лиза поставила разогревать еду. И тоже ощутила сосущий голод: с утра ни крошки во рту!

1

Несколько дней Херувим не показывался во Дворце. Водители, или «водилы», как звала их Варвара, докладывали ей, что работают с ним напрямую. Его видели на заводах, но мельком. Видно, собирал дань и исчезал.

Он сторожит Лизу!

Шевелятся волосы на голове. На звонки Лиза не отвечает. Куда исчезла? Может, кто другой настиг её?

Адрес родителей Херувим вряд ли может узнать.

Ещё как! Все их письма в места гастролей и отпусков Лиза хранит. И любит перечитывать, хотя девять-десять месяцев в году родители с ней. Письма – энциклопедия жизни: с нравами новых русских, с нищетой тех, кто не умеет убивать и воровать, с новой властью, лишившей людей стабильности и сути того, чем они жили, с тоской Грифа, целый день вынужденного тыркаться носом в дверь, – когда же, наконец, кончатся гастроли или отпуск? Но, несмотря на концентрацию драматических реалий, письма не оставляют горького осадка – написаны в виде юморесок над собой и «мерседесами». Родители пишут так, что вот сейчас из всего этого кошмара вырвется добрый волшебник и мановением своей палочки раздаст каждому по заслугам – выброшенным из колеи вернёт их надёжную колею. По словам Лизы, письма родителей помогают Лизе влезать в шкуру каждого.