Импровизируйте! Будьте неожиданными! Попробуйте в критический момент игриво укусить партнера за ухо.

М. Тайсон. «Секрет моих успехов»

Мари бежала по вечерним улицам спортивной трусцой, как их учили на занятиях по работе под прикрытием («Никто не заподозрит полицейского в человеке, который бегает для своего удовольствия»). Можно было идти пешком, времени еще навалом, но на бегу лучше думалось. Мешок со шкатулками был пригнан плотно и бежать не мешал.

«Вдох, раз-два-три, выдох, четыре, – размышляла курсантка, – что мы имеем? Вдох. Никто не ищет ужасы – раз. Ужасы сами находят жертв – два. Где жертва, там и ужас – три. Выдох. Значит, ищем жертву – четыре».

Курсантка глянула на часы. 22:03. До дома сестры оставалось минут пять легкого бега.

– Час! – приказала она себе. – Шестьдесят минут ищу, потом бегу к Ирэн. Еще час на празднование, сестру – в постель, и вперед. В смысле – назад, снова бегать… искать. К утру можно обежать… обыскать полгорода. А завтра – вторую половину.

Мари свернула во дворы. Теперь она бежала мягко, как учили на занятиях по скрытному перемещению («Никто не заподозрит полицейского в человеке, которого не видно и не слышно»), перекатывалась с пятки на носок и бесшумно дышала. Так было медленнее, зато лучше слышно. Временами курсантка застывала под балконами и прислушивалась еще тщательнее. Ни одного детского вскрика или протяжного скрипа. Зато из каждого третьего окна доносились выстрелы, вопли и четкие энергичные команды: шел популярный сериал про полицейских.

В 22:08 Мари ждал первый, хотя и сомнительный, успех. В длинной темной арке между домами она застукала Хруса. Ужас, прислонившись к стене, меланхолично щелкал локтями и лязгал суставами. Получалось очень похоже на затаившуюся в подворотне банду, по самые локти вооруженную выкидными ножами, кастетами и ржавыми обрезами.

– Не, ну что за… – расстроился Хрус, завидев Мари. – Опять полиция!

«Никто не заподозрит полицейского в человеке, – подумала курсантка, – если этот человек не забудет перед секретной операцией снять полицейскую форму».

– Расслабься, Хрус, – бросила она на ходу. – Не до тебя сегодня.

«Уж лучше пусть здесь взрослых попугивает, – подумала она, выбегая из-под арки, – чем по детишкам рыскать. Детишки-то в такое время все по домам сидят».

За следующие двадцать минут Мари приметила в темных дворах и переулках безголового Одекорбита, растрепанную Вымру, трясущегося Отломня, парочку незнакомых ужасов, по виду – типичных представителей кошмарной мелюзги. Один раз ей показалось, что в окно городского музея влетела Драбаруха.

А в 22:29 девушка убедилась, что версия о сидящих по домам детишках ошибочна.

На лавочке у подъезда, прямо под фонарем сидел мальчишка лет семи. Возможно, он вышел подышать свежим воздухом. Или ждал родителей, которые задержались в гостях. Или, наоборот, из принципа не возвращался домой, потому что поспорил с родителями. Но больше всего мальчишка напоминал нахохлившегося птенца, который забрался на самое видное место, чтобы спрятаться от кошки.

– Привет, – осторожно сказала Мари.

Мальчик вздрогнул и поднял глаза. Бледнел он с еще большей скоростью, чем Мари умела краснеть.

– Ты что, испугался? Ага, понятно. Это я слишком тихо подкралась. Сейчас…

Девушка вернулась за угол и быстренько нарушила все правила бесшумной экипировки: ослабила ремни, переложила металлические предметы поближе друг к другу, подумала и высыпала в карман монетки из кошелька.

Второй раз она появилась перед мальчиком, громко топая и гремя, как испорченная колокольня.

Мальчик перестал бледнеть и почти улыбнулся.

– Ну привет! – сказала курсантка самым грубым голосом. – Как дела?

– Хорошо, – сказал мальчик, – ты не он.

«Ну и денек, – подумала Мари, – все видят во мне женщину».

– Угадал, – сказала она, – я не он. Я она. А он – это кто? Папа? Отчим?

Мальчик помотал головой.

– Папа у меня хороший. Они с мамой уже спят.

«Ну вот, – подумала Мари одновременно с облегчением и сожалением, – наверное, выскочил и дверь захлопнул».

– Не проблема, – сказала девушка, – я через форточку могу залезть.

– Хорошо, – серьезно сказал мальчик, – только давай через час. А то скоро одиннадцать. А Он вылезает из шкафа в одиннадцать. Ты со мной посидишь?

«Он? Омордень? – подумала девушка. – Или не Омордень? Из шкафа вылезает, значит, кто-то из крупных».

Она села на лавочку.

– Пока мы все равно сидим, расскажи-ка мне про него… то есть про Него.

Мальчик вдруг обнял курсантку и заговорил прямо в ее куртку:

– Он уже два раза приходил. Он сказал, что сегодня снова придет. И съест меня. Я папе говорил, а он шутит, он говорит: «Тебя, Алекс, давно пора съесть, потому что ты сам ничего не кушаешь». А я потому и не кушаю, что его боюсь. Не папу боюсь, а этого. Он в одиннадцать… я вылез… они спят…

Мари посмотрела наверх, куда тыкал Алекс. На четвертом этаже, совсем рядом с пожарной лестницей, она увидела раскрытое окно.

«Ого, – подумала девушка, – здорово его припекло».

– Это ты сам по лестнице спустился! Молодец! И не страшно было?

– Страшно, – мальчик оторвался от куртки, глаза его, как ни странно, были совершенно сухими, – но Он страшнее.

– Все равно, Алекс, ты страшно сме… очень смелый. А ужасы, они только трусам могут навредить.

Алекс помотал головой.

– Нет, – прошептал он, – этот может и смелого съесть. Он сам говорил, что съел шесть полицейских. В полицейские только смелых берут, правда?

«Ну вот, – отрешенно подумала Мари, – ловец и прибежал к зверю».

– Точно, – сказала она, – я сама полицейский. Курсант Мари. Вот, смотри, шеврон. А вот это – значок Высшей Школы Полиции.

– А-а-а, школы… Плохо.

– Почему?

– В школе плохо. Я подсказал на уроке… одной девочке, а учительница сказала, что за это ко мне придет ночью кошмар. И он пришел.

– Нехорошо, – сказала Мари.

– Подсказывать? Вот и учительница сказала…

– Да подсказывать-то ладно, тем более девочке. А вот твоя учительница… – курсантка в последний момент удержала себя за язык, – …ну, с этим мы потом разберемся. А сейчас…

«А что сейчас? Вызывать спецназ?»

Мари вытащила мобильник и прошлась по адресной книге. Спецназа в списке не оказалось.

«Да и не успеет спецназ за пятнадцать минут. Значит, сама. Что я могу сама?»

Она может посидеть на скамейке с мальчиком до половины двенадцатого. Омордень придет, увидит, что в детской никого нет, и уйдет. И больше сюда не придет, некогда ему проверять пустые кровати. А она опять не будет знать, где его искать. Глупо.