Характерной особенностью барнаульских беспорядков было то, что когда вечером 22 июля пожарная команда прибыла на винный склад на Луговой улице, обыватели не позволили ей потушить пожар. «Жизнь Алтая» позже описывала ситуацию: «В толпе стали раздаваться крики: „Не давай, ребята, тушить, пускай горят!“ Крики возымели действие: пожарных начали стаскивать с бочек, с машин, бросать в них камнями и палками. Наконец стали делать на них нападения с целью избить. После этого пожарники отступили. Огонь охватил надворные постройки и дома Кочанова и Трещаловой. В толпе начались подстрекательства к разгрому и грабежу. В окна дома Смердина полетели кирпичи. Вытащенное из домов имущество начали расхищать, а затем начался настоящий кошмар. Грабители начали разбивать склады, магазины, имущество из которых понесли и повезли по всем направлениям города. Тащили мужчины, женщины и подростки»[397].

Не отставал от Сибири и Урал. В июле в Пермской губернии было разгромлено 29 складов; так же как и при погромах в других местностях, в событиях активное участие принимали крестьяне, женщины и подростки[398]. Напряженная обстановка складывалась в Поволжье. В г. Вольск Саратовской губернии 19 июля призванные на военную службу, узнав о закрытии не только трактиров, но даже чайных в городе, разгромили три казенных винных склада, после чего взломали оружейный магазин Мейнца и пошли на штурм полицейского правления[399]. Таким образом, «трезвая мобилизация» способствовала отработке военных действий пьяными призывниками перед отправкой на фронт.

В Центральной России дела обстояли не многим лучше. В Рязанской губернии к 22 июля было разгромлено «всего лишь» два казенных винных склада, вследствие чего губернатор Н. Н. Кисель-Загорянский предписал установить усиленную охрану на сборных пунктах запасных и по всем путям их следования, а также подготовиться к экстренному вывозу алкоголя в другие районы или к его уничтожению[400]. Вместе с тем меньший масштаб пьяных погромов в ряде губерний компенсировался более частыми случаями употребления суррогатной продукции, за которыми нередко следовало тяжелое отравление, иногда с летальным исходом. Так, того же 22 июля в городе Нижний Ломов Пензенской губернии провизор Г. И. Юнеев стал распространять среди запасных нижних чинов бальзам собственного приготовления, в результате чего 50 ополченцам потребовалась срочная медицинская помощь и 11 человек из них вскоре умерли[401].

Ситуацию усугубляла еще и неготовность местных военных властей должным образом организовать новобранцев, обеспечить их провиантом и обмундированием[402]. Но если прокормить себя мобилизованные были не в состоянии, то достать алкогольные напитки или суррогаты оказывалось намного легче, вследствие чего вспыхивали бунты с участием нескольких сотен человек[403]. Сами власти уже не знали, что лучше: продолжать сдерживать тягу новобранцев к традиционному способу релаксации или ослабить этот контроль. В Пензе решение пришло само собой. После закрытия сборных пунктов до отправки эшелона с новобранцами к месту дислокации власти губернии решили на три часа открыть винные лавки. Трех часов оказалось более чем достаточно, чтобы все ополченцы тут же перепились и по городу покатилась волна пьяных драк, с трудом сдерживаемых полицией[404]. В результате пензенский губернатор А. П. фон Лилиенфельд-Тоаль отправил письмо на имя министра внутренних дел с ходатайством о дальнейшем воспрещении торговли вином хотя бы до начала сентября, к которому предполагалось сплотить ополченцев в воинские части с воинской дисциплиной. Причем губернатор отмечал, что с подобными предложениями к нему уже обращалось военное начальство, а также полицейские чины и земские начальники.

Телеграммы с подобными предложениями приходили на имя министра внутренних дел из различных губерний. Из этих телеграмм, в частности, становится ясно, что окончательное формирование ополченцев в воинские подразделения задерживалось по ряду причин как организационного, так и финансового характера. Самарский губернатор, также высказываясь за продление запретительных мер, описал сложившуюся ситуацию в губернии: «В настоящее время в местах расквартирования призванные по мобилизации запасные и ратники ополчения, хотя и размещены в подлежащей части, но полное сформирование этих частей еще не закончено. Не говоря уже о том, что в мобилизованных запасных частях и ополченческих дружинах не замещен еще весь штат офицерского состава, нижние чины не введены в режим казарменной жизни и в разрозненном виде праздно проводят время по обывательским помещениям. При всем этом нельзя не обратить внимания на то, что многие из призванных еще не обмундированы и это обстоятельство в значительной степени создает затруднения в должном наблюдении за ними со стороны военного начальства. Таким образом, собранные части запаса представляют собой в данный момент огромную по числу недисциплинированную массу, надзор за которой, в силу указанных условий, представляется физически невозможным»[405].

Изучая обстоятельства каждого отдельно взятого пьяного бунта, нельзя не согласиться с выводами самарского губернатора о плохой организации призыва. Именно неспособность местных властей по ряду причин обеспечить своевременный сбор, содержание и отправку запасных без проволочек вызывала недовольство последних и, как следствие, рост бунтарских настроений. Так, например, в Верхотурском уезде Пермской губернии 20 июля произошли беспорядки, в которых участвовало более 500 новобранцев. Все они прибыли на станцию «Шайтанка» для дальнейшей отправки на сборный пункт, но на станции выяснилось, что эшелон будет подан лишь спустя несколько часов. Все это время новобранцы были предоставлены сами себе и отправились гулять по окрестностям. Некоторые из них выяснили, где можно тайно приобрести вино, и к назначенному времени отправления на станцию явились уже изрядно подвыпившими. Однако на месте оказалось, что эшелона все еще нет, а станционное начальство не в состоянии обеспечить новобранцев ни крышей над головой, ни питанием. Пьяные, голодные и уставшие новобранцы попытались собственными силами решить свою дальнейшую судьбу, для чего ворвались в кабинет начальника станции с требованием хлеба и попытались захватить телефон с телеграфом для связи с вышестоящим начальством. В результате всех этих действий зданию станции был нанесен серьезный урон, а когда дело дошло до поиска виновных, то «крайним» оказался содержатель ренсковых погребов крестьянин П. В. Оленев, якобы тайно продавший запасным вино. Объявленный главным виновником беспорядков, по решению Пермского губернатора он был выселен из губернии и отправился в г. Барнаул[406].