В редакции было тихо. Унылый Яша с большим багровым синяком встретил меня презрительно-жалостливой улыбкой, его жена Неля попыталась мне подмигнуть, Мегера корректор Ирочка сжала губки в куриную гузочку и процедила что-то среднее между «так тебе и надо» и «чтоб ты сдохла», художница Валентина, обслуживающая все сферы типографской продукции, индифферентно смотрела мимо. Здесь меня любили. А Фантомас-Лойола, кажется, разбушевался не на шутку… Я решительно стукнула в дверь и сразу же открыла ее. Пусть скажет спасибо, что не ногой. Немая сцена с участием Людочки Кривенцовой и Владимира Игнатьевича не была эротической. Раскрасневшиеся, потные, растрепанные, они стояли по разные стороны большого стола и упражнялись в собачьем лае. Ну или в чем-то похожем. Например, в дележе шкуры неубитого медведя.

— А я думала, что ты ждешь меня возле академии.

Людочка встрепенулась и отвела стеклянный взгляд от моего шефа. Тому сразу полегчало, и он удовлетворенно вздохнул.

— Да, — сказала она. — Но были дела и поважнее.

— Мне подождать за дверью? — Я все-таки была сама любезность.

Легкий флирт, окончившийся золотым кольцом, благотворно повлиял на мое нестандартное поведение. Я готова была не мешать этим голубкам по-быстрому убить друг друга…

— Нет! — вскричал Лойола. — Оставайся, раз пришла!

— Тем более, что мы уже все выяснили. Ты когда, кстати, бабушку собираешься отдавать? — с места в карьер спросила Людочка, видимо подвинувшая очередь на старушку в свою пользу.

— А что, Геночке больше некого убивать? — поинтересовалась я.

— Есть! Луизиану. Но мы планируем это разбирательство на завтра. Вы не представляете, в каком возмущении находится сейчас мой муж. Эта извращенка может навсегда отбить охоту… Эта мерзкая тетка сказала нашему мальчику, что с девочками типа Ани всегда одни неприятности, что ему надо держаться в стороне и не быть таким дураком, как его папа и дед. И как тебе это? То есть открытым текстом обвинила меня в прелюбодеянии…

— Меня, — сказала я, не желая делить с Людочкой пальму первенства в совращении всей этой семьи.

— Да? Разве? А я думала, меня, — огорчилась Людочка. — Впрочем, какая разница, порядочных женщин обвинила. И еще сказала, что выведет нашу семейку на чистую воду, что у нее есть кое-какие соображения по поводу того, как срубить наше генеалогическое дерево. Гена в ужасе! Просто в ужасе. Без бабушки он может и не воспрянуть духом.

— Я тоже собиралась в школу. Но не понимаю, если ты рвешь когти на Запад, то зачем тебе квартира в Москве?

— А? — всполошилась Люда, затравленно глядя на меня и Лойолу. — Что?

— Здравствуйте, горы вот такой вышины! — тихонько пропела я и на всякий случай спросила: — А что, американец давно приехал?

— Добрый день, добрый день! — Двери отворились, и в кабинете стало тесно. — Компания «СОС-инвест» приветствует вас и желает доброго здоровья. Однако если вы не сумеете его сохранить, спросите нас, как его купить, — улыбаясь во все зубы, заявил типчик, похожий на Моисея. — Проходите, ребятки, здесь есть клиентка. Вы еще не охвачены. Тогда не спешите, оставайтесь с нами, вам есть что послушать. Как сохранить деньги в нестабильной стране? Что есть старость для нашего человека?

Он говорил как по английскому подстрочнику, намеренно выделяя места для подлежащего и сказуемого. Если учесть, что и по-русски мы говорили на разных языках, я поняла, что здоровой и незастрахованной мне отсюда не уйти.

— Куда же вы? Меня зовут Андрей, — встрепенулся борец сумо. — Подождите!

Он молниеносно покинул кабинет, устремившись за перепуганной Людочкой.

— Рассаживайтесь, господа, рассаживайтесь. Вооружайтесь и будем продолжать разговор, поскольку виновница нашего нервного срыва здесь. Владимир Игнатьевич, мы можем начинать?

Лойола кивнул и прикрыл глаза в предвкушении сладкой сказки о своей глубокой старости, в которой страсть к старому кино, жадность и любовь к цирку будут считаться логическим проявлением маразма. Жаль, что ждать нам всем еще долго.

— Вы, наверное, Наденька, нас не поняли, — улыбнулся мне запыхавшийся, но, видимо, так и не догнавший Людочку Андрей. — Ведь мы можем предложить вам также и работу. И ничего бросать пока не надо. Вот, например, вместо того, чтобы брать со студентов взятки, — мы все тут свои люди, некоторые даже заочники вашего учебного заведения — вы можете, не уходя со своей кафедры, используя ее оргтехнику, телефон, факс, ксерокс, положение в обществе, организовать кампанию по страхованию ваших студентов и их родителей. Вам от этого прямая выгода. С каждого определенный процент. И поверьте, он будет гораздо больше единовременно полученного вознаграждения за зачет.

Я тоже закрыла глаза и представила себе, что, вместо Андрея и Моисея, вокруг меня журчат ручьи. Я так плодотворно впала в нирвану, что голова болела только от шишки, а не от проблем.

Мозаика чужих преступлений была замысловатой, но для моих фарфоровых зубов — так себе, семечки. Чтобы точно представить себе схему, нужно было правильно поставить вопросы. Действительно ли преступления связаны с брачным агентством? Если да, то все просто. В городе маньяк, а маляр ни при чем. Но если нет? Что такого могла увидеть в квартире Валентина Онуфриева? Или так: кто заказал ей это злодейство, чтобы рассчитаться потом самой твердой валютой? Тогда при чем здесь Генкины похождения? Случайность? А исколотая иголками, как штыками, Динина квартира — это угроза, шантаж или невинные дамские шалости? И кстати, почему приехала бабушка? К кому и зачем?

— Чтобы убивать, — произнесла я вслух.

— Зачем это? — обиделся стриженый тип, еще недавно переквалифицировавшийся из братвы в спасатели. — Нам же не завещают, разве что некоторые — одинокие…

— Давайте беречь ваше и наше время, — строго сказал Андрей. — Если есть вопросы, то пожалуйста, если нет — вот деньги.

Владимир Игнатьевич вздрогнул. Работа в газете выработала у него специфический условный рефлекс — рывок на собственность. Ради нее он мог проснуться, заснуть, заткнуть за пояс и вытащить из болота. Лишь бы платили.

— Сколько? — улыбаясь, спросила я.

— Пятьсот, как договаривались, — вкрадчиво пояснил Моисей. — В случае, если нам ваша работа понравится, будет и надбавка.

— За вредность, — процедила я, полагая, что Иуда был не так уж не похож на моего шефа.

Только суммы им предложили разные. Мой ценился дороже. Впрочем, кто знает реальный курс тех, чужих сребреников по отношению к нашему родному доллару.

— За вредность ей не надо. Уже некуда, — обиженно заявил стрижачок, и все уставились на меня в ожидании вопросов.

Вопрос у меня по-прежнему был единственный и звучал довольно патетически: «Доколе?» Все остальные я задала Лойоле, но позже. Один на один.

Владимир Игнатьевич совершенно искренне считал свой вкус абсолютным, манеры безукоризненными, а этапы большого жизненного пути достойными подражания. Последние несколько месяцев он очень обижался на своих сотрудников. Бегая по пресс-конференциям, презентациям, другим организованным скандалам в поисках героя момента, они слепли и глохли рядом с ним, по-настоящему интересным, творческим и необычным человеком. Ему оставалось только примитивно предложить самого себя для первой полосы, но природная скромность, чувство собственного достоинства и взращенное в тяжелых условиях конкуренции самоуважение не позволяли опуститься столь низко. Однако Владимир Игнатьевич готовился. Целеустремленно, методично, впрочем, так же, как всегда, когда вопрос касался его собственного профессионального роста. В начале весны мысль о региональной славе и возможной звездной карьере стала преследовать его неотступно. Он изменил своим правилам, вернее, одному из них: всегда оставаться в тени — и в качестве шефа-редактора стал посещать так называемые пресс-тусовки. Картина полного разложения капиталистической журналистики его вдохновила, но покоробила. Хорошая статья стоила не дорого — пару ящиков шипучего самогона под гордым названием «Шампанское», сорок бутербродов с икрой, двадцать мелко наструганных бананов, залитых половиной чайной ложки просроченных сливок (они дешевле) и помещение, хозяин которого ему должен. В том, что писаки за дармовой алкоголь способны продать родную маму, Владимир Игнатьевич не сомневался — сам был таким. Первые сомнения в правильности избранного пути возникли на пресс-конференции столичного мастера попсы, где, как всегда, отличилась неугомонная Крылова.