Он протянул мне руку, и я секунду недоуменно смотрела на нее.

– Разве мы куда-то собираемся?

– Назови место, куда тебе хотелось бы попасть.

– Не шутишь? – изумилась я. – Например, Эйфелева башня? Египетские пирамиды?

– Все не так просто. Тебе нужна связь с тем местом, куда ты отправляешься. Воспоминания о проведенном там времени, какая-нибудь зацепка. Но река действительно связывает миры между собой.

Я смотрела на него, соображая, с чем у меня есть подобная связь. Я всю жизнь прожила в одном и том же доме. Есть, конечно, моя начальная и средняя школы, но сейчас меня совсем не тянуло посещать учебные заведения. Не могу же я заявиться в дом своей подруги Джейми или в папину квартиру в Нью-Йорке.

Однако в моем распоряжении есть Нью-Йорк. Я всегда питала слабость к небоскребу компании «Крайслер». Кстати, я еще в детстве залпом прочитала книгу о том, как Эмпайр-стейт-билдинг жульническим путем стал самым высоким зданием в мире. И я заставила папу взять меня туда, пока гостила в Нью-Йорке. Но подойдет ли такая зацепка?

Но мне хотелось научиться перемещениям. Если бы я, будучи психопомпом, могла путешествовать куда угодно, тогда, наверно, это стоило бы всех призраков в моей жизни.

Минди! Я внезапно поняла, куда я намерена отправиться.

– Как насчет семейных уз, например, дома, где выросла мама? Она меня никогда туда не брала, но я видела фотографии.

Ямараджа нахмурился.

– Странное решение, ведь перед тобой – целый мир, Лиззи.

Я заколебалась. Неужто придется соврать Ямарадже? Тем не менее, его вряд ли бы обрадовали поиски обидчика Минди.

– Это часть семейной истории, – заявила я. – Когда мама была маленькой, там с ней кое-что случилось. Можно мы отправимся туда?

– Если для тебя важно, тогда да.

– Что мне надо делать?

– Сперва – одно предостережение.

Я вздохнула.

– Я слушаю.

– Если почувствуешь что-то за спиной, не оборачивайся.

– Ладно, – сказала я, невольно вздрогнув при мысли о том скользком нечто, которое возникло позади меня как раз перед появлением Ямараджи. – А что там – за спиной?

Он выгнул бровь.

– Я думал, тебе расхотелось получать гнетущие сведения.

– Похоже, нет. А теперь можно начинать?

Ямараджа потянулся ко мне, чтобы взять за руки, но я отстранилась: я боялась, что его прикосновение выбросит меня обратно в реальный мир.

– Все в порядке, – ласково проговорил он. – Это же река.

– Ну и что?

– Ты очень глубоко, и паника не имеет значения.

Я уставилась прямо в его глаза.

– Я и не паникую. Думаю, мы выяснили все в Далласе.

– И как бы ты тогда назвала свои ощущения? – продолжал Ямараджа.

Я не сказала ему, что его прикосновение подобно электрическому импульсу. Что оно – искры, жар, пламя. Что один его поцелуй в аэропорту так и не исчез с губ за последние десять дней.

Вслух я произнесла:

– Нервишки пошаливают.

– Прости. – Он сложил ладони и слегка поклонился в знак извинения. Затем опять протянул ко мне руки, чтобы я за них взялась.

Едва наши пальцы соприкоснулись, кожу начало покалывать от электрических разрядов. Они заставили сердце трепетать и подпрыгивать, но в небе не было ни внезапного взрыва цвета, ни прорывающейся сюда пульсации верхнего мира.

Мы находились не в моей спальне, а в реке Вайтарне, на границе между жизнью и смертью, и Ямараджа держал меня теплыми реальными руками.

– Готова, – прошептала я.

Он усмехнулся.

– Держись крепче.

Вечеринка была в разгаре. Комната стала многолюднее и оживленнее, или, возможно, Дарси так просто показалось из-за зуда в губах.

За несколько недель знакомства с Имоджен Дарси ни разу не приходила в голову мысль ее поцеловать. Не скажешь, что она легко загоралась, не то что Карла со своими пылкими, как лесные пожары, увлечениями: она влюблялась чуть ли не каждый месяц. Дарси, конечно, помнила парней, которых считала сексапильными в старших классах школы, но ни один из них не заставлял ее сердце замирать. И в начале выпускного года, когда Саган серьезно поинтересовался, не предпочитает ли она девушек, Дарси не смогла ему ответить.

Но теперь она была уверена – по крайней мере, в том, что касалось Имоджен, – и все вдруг стало на свои места. Остальные парни и девушки словно расплылись в тумане. Наверное, на нее снизошло откровение. Она чувствовала себя так, будто перепрыгнула через тысячу бесполезных романов и, приземлившись, нашла что-то настоящее.

А теперь, после признания Имоджен, она наконец-то почувствовала прилив вдохновения. Дарси просто переполняли эмоции: она была буквально наполнена до краев. Хотелось смахнуть со стола миски с чипсами и гуакамоле и сразу же, разумеется, с Имоджен под боком, приступить к «Безымянному Пателю».

Но не успели они сделать по комнате и двух шагов, налетела Кирали и умыкнула Имоджен. Выпустив ладонь Имоджен, Дарси почувствовала, что ее сердце слегка екнуло, но не пошла за ними в угол, где собрал кружок Оскар. Надо было найти друзей.

Обшаривая глазами гостей, Дарси узнала еще несколько новоприбывших, что были на «Пьянке подростковых авторов», а также пару специалистов по печатной рекламе, которых запомнила по встрече в «Парадоксе», и вдруг…

– Сестренка-дебютантка! – окликнула ее Энни Барби с еще тремя сестренками-дебютантками на хвосте.

– О! Привет, девчонки!

– Две тысячи четырнадцать! – сказала Энни, и они все вскинули руки.

– Верно! – в знак приветствия шлепнула по их ладоням Дарси. – Слушайте, я ищу…

– Тут прямо как в квартире у рок-звезды! – воскликнула Энни. – Да еще на Манхэттене!

– Ты теперь, можно сказать, наш официальный кумир, – добавила Эшли, которая, насколько помнила Дарси, написала марсианскую антиутопию.

Она обнаружила, что отвечать трудно: губы зудели, тело все еще пело от поцелуя с Имоджен. Отчасти она чувствовала себя рок-звездой, но по большому счету, еще не пришла в себя.

– Итак, пора признаваться, – заявила Энни, – все мы сделали ставки на то, сколько тебе лет.

– На самом деле это не…

– Молчи, не порти удовольствие! – прервала Энни. – Мы хотим дождаться, как и все остальные, пока ты сама не расскажешь. Я поставила на семнадцать.

– Я поставила на девятнадцать, – предположила Эшли. – Видимо, это слишком много.

– Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, – сказала Дарси, наконец-то она заметила Карлу и Сагана; те стояли одни возле гуакамоле и с ошарашенным видом смотрели на все большими глазами. – И меня зовут дела. К тому же одно-единственное слово может открыть слишком многое.