Я промолчала, чувствуя, что мы оба понимаем, о чем идет речь: не просто об атташе, а о Коуле. Там, где слышалось слово умирать, на самом деле звучало «а если Коул умрет?». Скулы у меня свело, но я не дрогнула, не выдала того же страха, что терзал и Гидеона: связавшись с ведьмой, Коул может захотеть заняться ремеслом покойных родителей.

– Ты ведь не знаешь клятвы атташе? – спросил меня Гидеон с надеждой, многозначительно приподняв брови. – Для того чтобы служить ведьме, сначала нужно принести клятву верности. Провести ритуал. Единственная магия, которой подвластны охотники, потому что она создана с их помощью. Ты…

– Нет, – тут же выпалила я. – Я не знаю слов клятвы. Понятия не имею, как это делается.

– Славно, – выдохнул Гидеон облегченно, услышав ложь, которую жаждал услышать всем сердцем, и снова посмотрел на Коула, ругающегося с незакрывающимся багажником. – Любовь – сложная наука для моего брата. Коул никогда не влюблялся и не привязывался к людям, потому что боялся их. Раньше. Ты же делаешь его бесстрашным, а бесстрашие – это безрассудство. Не дай ему умереть из-за тебя или за тебя, потому что иначе ты станешь первой ведьмой за последние триста лет, которую сожгут на костре.

Я нервно сглотнула, и Гидеон добродушно похлопал меня по плечу.

– О, погляди, Коул завел машину! Ну что же, вам пора в путь. Счастливой дороги!

Заторможенно кивнув, я отправилась к автомобилю и поспешила спрятаться внутри, сжимая коленки под красной вельветовой юбкой, чтобы они не дрожали от такого прощания.

В зеркало заднего вида я увидела, как Коул заключает спустившегося с крыльца брата в объятия. Немного выше и шире в плечах, Гидеон почти закрыл Коула собой и, что-то тому сказав на ухо, медленно отпустил. Затем его руки вернулись в исходное положение – крест-накрест на груди. Напряжение и замкнутость… До тех пор пока к нему снова не вернется его младший братишка.

Ежась от колючего ветра, Коул забрался в машину. Оба мы наблюдали, как в зеркале отдаляется фигура высокого человека, гладящего дворового пса, пока оба они не скрылись из вида.

– Ты так и не рассказал ему, – подала голос я, когда мы миновали белую церквушку на краю деревни. – Рассказал, что я ведьма из ковена Шамплейн, но не стал уточнять, что я Верховная. Поджилки затряслись?

Коул ухмыльнулся, не отвлекаясь от дороги, и пожал плечами. Зеленая клетчатая рубашка, которую он надел после душа, сидела на нем, словно вторая кожа.

– Я отложил это до более благоприятного момента. Мы с Гидеоном только помирились, не хотелось драться с ним дважды за одно утро…

Я удивленно посмотрела на Коула.

– Вы что, подрались? Хм, а я-то решила, что это Штрудель свалил книги в гостиной.

– Это было проявление братской любви. Своеобразное. Девчонкам не понять, – буркнул Коул и поморщился, когда задел пальцами свой висок. Завитой локон волос, всколыхнувшись, приоткрыл моему пытливому взору лиловую ссадину.

– Хм, значит, у меня впервые появился повод порадоваться, что я родилась девочкой. У нас в ходу поцелуйчики, а не синяки.

– Целоваться с Гидеоном я бы хотел не больше, чем драться.

Прыснув со смеху, я удобнее расположилась в кресле и вытянула ноги. Никто из нас не спешил заговаривать о вчерашней ночи, и мимолетным напоминанием о ней послужил лишь взгляд Коула, пробежавший по моим коленкам в капроновых колготках.

Ехать оказалось недолго: уже спустя полчаса я снова видела кромку озера Шамплейн, а по бокам стояли домики и коттеджи, где люди отдыхали от душной рутины по выходным. Коул остановился у одного из таких домов – уютный и большой, но ничем не примечательный, кроме удаленности от соседей и умиротворения, царящего вокруг.

Яркая васильковая крыша, выложенная черепицей, походила на драконьи чешуйки. Створчатые квадратные окна со стеклами, выложенными изумрудным витражом, и яблоневые деревья, осыпающие переспелыми плодами крыльцо, превращали это место в маленькую американскую мечту.

Я отдернула подол юбки и выбралась из машины, забирая из багажника вещи.

– Этот дом отец подарил маме на свадьбу, – поделился Коул, когда я, подойдя к яблоне, наклонилась и подобрала яблоко с земли. – Всего домов семь. Вчера Гидеон рассказал, что они вовсе не результат их рабочих усилий, а награда Ордена за охотничьи заслуги.

Кусочек яблока встал у меня поперек горла.

– Что? – спросил меня Коул. – Почему ты так смотришь?

– Просто пытаюсь осознать, что первый человек, с которым я подружилась, оказался красавчиком миллионером.

– Мне не по себе, когда ты так… Погоди, ты назвала меня красавчиком?

– Да, и уже не в первый раз, кстати.

Я не смогла понять, смутился и оробел Коул или же, наоборот, польстился и расцвел, потому что любая его эмоция выглядела почти так же, как предыдущая – все они состояли из нервных почесываний, багрянца и невнятного бормотания.

– Мало что осталось от родительского состояния, кроме недвижимости, – продолжил он, вернувшись к мысли. – Большую часть бабушка потратила на наше с Гидеоном образование, а потом и на то, чтобы мы смогли обустроиться и где-нибудь осесть. Еще на часть средств Гидеон купил долю в кленовом производстве. Она хоть приносит и небольшой доход, зато стабильный, – Коул пожал плечами. – Оставшееся лежит на счету в банке, но Гидеон почти ничего не берет оттуда, а то, что все-таки берет, чаще всего отдает мне. Сразу, как ему исполнилось восемнадцать, он юридически отказался от наследства в мою пользу.

– Ух ты, – невольно восхитилась я. – Твой брат – золото! Почему некоторым в родственники достаются щедрые филантропы, а мне достался жестокий психопат-убийца с манией величия?

– Наверно, потому, что ты бы уже через месяц просадила все сбережения на какую-нибудь красивую шляпку.

– И то правда.

Я покрутила головой, озираясь на плотный лес, обступивший домик, за которым виднелась серебряная гладь озера, и подняла взгляд, рассматривая второй этаж. Там, за одним из витражных окон, колыхались синие занавески. Они приподнялись, открывая налитые кровью горящие глаза, а затем быстро опустились обратно.

Воздух в груди сперло.

– Коул, – позвала я сипло, не в силах оторваться от темного окна. – А прошлые жильцы уже съехали?

– Этим утром, – отозвался он, сгребая в охапку сонного Штруделя и наши сумки. – Что-то не так?

– Еще не знаю, – честно ответила я и, глубоко вздохнув, зашла в дом.

Внутри оказалось так же мило и опрятно, как и снаружи. В гостиной и спальнях наверху располагались гранитные камины, а мебель была старой и ветхой, но чистой и мягкой, пропахшей сосновыми иголками и смолой.

– Позади дома есть амбар, – сказал Коул, заваривая чайник и разбирая то, что осталось в холодильнике. – Можешь практиковать магию в нем. Родители складывали туда все барахло, так что ничего страшного, если ты вдруг его взорвешь.