«Только не опять, только не опять…»

Она могла провалиться до самого низа – так глубоко, что не вернулась бы той же самой или хотя бы близко к тому. Он собирался загнать ее в темноту и оставить там…

Элизабет еще глубже погрузилась в ванну, холодная, горячая и дрожащая. Она потеряла себя, когда это было важнее всего на свете. Тринадцать лет в копах, а она сломалась, словно гипсовая маска…

Понадобилась Ченнинг, чтобы спасти ее.

Совсем юная девчонка.

Которой всего восемнадцать.

* * *

Он был миллионом фунтов пота и волос, мускулов и жира, толстых, твердых пальцев.

– Классная сучка…

Его потная кожа скользила по ее коже, но в легких оставалось еще немного воздуха. Она выдохнула; он придавил ее еще сильнее.

– Классная, мля, сладенькая, горячая сучка…

* * *

Элизабет почти окончательно потеряла сознание, когда выстрелы разорвали темный мир на яркие сверкающие куски. Она услышала вопли и вынырнула к ним наверх, моргая глазами, когда здоровенный мужчина скатился к ее ногам, выкликая что-то – как она потом поняла, имя брата.

Не послышалось никакого ответа – только ужасные вопли, в которых были мука и страх. Они доносились из соседней комнаты, отражаясь от бетонных стен, и Элизабет – даже сейчас – совершенно не представляла, как Ченнинг ухитрилась добраться до оружия. Просто она стояла там в дверях, бледная и обнаженная; пистолет казался невероятно большим в ее тонкой руке. Элизабет видела это ясно и медленно, но словно бы сон во сне – будто бы это происходило с каким-то человеком, которого она однажды могла повстречать в какие-то незапамятные времена.

* * *

Первый выстрел превратил его колено в туман и пыль. Он еще падал, когда исчезло и второе колено. Он дернулся вправо и влево, а потом упал прямо где стоял; раскрошенные кости и разлохмаченное мясо шлепнули о бетон с тяжким мокрым звуком, которые она уже никогда не забудет. Его вопли присоединились к воплям брата, прежде чем превратиться в какую-то искаженную версию едва узнаваемых слов.

– Сука! – Он судорожно скорчился.

– Долбаная… Ох! Б…

Ченнинг, волоча ноги, двинулась по полу; лицо ее тоже напоминало сломанную маску. Глаза казались совсем темными и опухшими, рот приоткрыт и безмолвен. Пистолет тяжело оттягивал руку, так что она раз споткнулась, а потом остановилась над испускающим вопли мужчиной.

– Ченнинг…

Это имя буквально вывалилось у Элизабет изо рта, но Ченнинг подняла пистолет, с совершенно неподвижным лицом, а вопли по нарастающей становились громче, и слезы проделали белые дорожки в грязи у нее под глазами. Она была в полном шоке и вся замызгана; кровь сбегала с ее запястий, капая с пальцев.

– Ченнинг…

Элизабет перестала вырываться из пут. Девушка уставилась на судорожно всхлипывающего мужчину.

– Ченнинг…

* * *

Понадобилась целая вечность, чтобы израсходовать все восемнадцать патронов – секунды растягивались в минуты, минуты казались часами. В действительности это могло занять считаные мгновения. Элизабет уж наверняка не сумела бы сказать это точно. Она не сводила глаз с Ченнинг, когда могла – видела измученную пустоту у нее во взгляде, словно вобравшую в себя всех, чья юность была растоптана, не успев толком начаться. В конце все было просто. Пистолет заговорил вновь. Мужчины завопили. Когда они уже были мертвы, Ченнинг еще долго стояла, не двигаясь, пока слова Элизабет не произвели на нее хоть какое-то впечатление.

«Кто-то мог слышать выстрелы…»

«Скоро здесь будет полиция…»

Пороховой дым все еще висел в воздухе, и сам мир был разорван и вывернут наизнанку. И даже когда вдали послышались сирены, а проволока еще глубже врезалась ей в запястья, Элизабет уже знала, что полиция теперь на одной стороне разлома, а они с Ченнинг навеки остались на другой.

Вот как быстро она приняла решение.

Вот как быстро закончилась ее старая жизнь.

* * *

Элизабет хотела поскорей со всем покончить, но образы продолжали один за другим выплывать из тьмы: пальцы Ченнинг, красные и дрожащие, когда они с ней распутывали проволоку, а сирены слышались все ближе и ближе. Как собирали вещи и протирали пистолет, как повторялись одни и те же слова, когда Элизабет держала девчонку за плечи и заставляла ее повторять их снова и снова.

«Ченнинг лежала на матрасе».

«Элизабет застрелила их в темноте».

* * *

– Повтори еще раз, Ченнинг.

– Я лежала на матрасе. Вы застрелили их в темноте.

* * *

В два часа ночи Элизабет наконец забралась в кровать. Заснуть никак не удавалось, а когда она наконец провалилась в сон, то тут же проснулась вся в поту. Когда это произошло в третий раз, уши уловили какой-то посторонний шум. Отправившись выяснить, в чем дело, она обнаружила Ченнинг, свернувшуюся калачиком на полу ванной комнаты. Из комнаты девушки пробивался лишь узенький лучик света, но и его оказалось достаточно, чтобы разглядеть синяки, следы укусов и забинтованные запястья.

– По-моему, меня тошнит… Простите, что разбудила.

– Держи. – Элизабет смочила полотенце холодной водой и протянула Ченнинг. – Давай-ка помогу.

Она помогла девушке подняться. Они стояла возле раковины и в зеркале выглядели совершенно по разному: Элизабет – узкая и пружинистая, девушка – заметно пониже ростом и с бо́льшим числом чисто женских округлостей. Девушка просто плакала, словно не в состоянии двинуться с места.

– Дай-ка. – Элизабет забрала у нее мокрое полотенце и прижала его ей к лицу. Вытерла слезы, убрала волосы с бледного холодного лба. – Ну вот. – Повернула Ченнинг лицом к зеркалу. – Так лучше?

Девушка уставилась на свое собственное лицо, а потом перевела взгляд на отражение Элизабет.

– А у нас одинаковые глаза.

Элизабет пригнула голову, чтобы оказаться на одном уровне с лицом девушки, почти соприкоснувшись с ней щеками.

– А ведь и точно.

– Это я во всем виновата, – произнесла Ченнинг. – В том, что произошло тогда в подвале, что произошло с вами…

– Давай только без глупостей.

– А если это действительно так? Мы по-прежнему останемся друзьями?

– Конечно.

Девушка кивнула, хотя и без особой убежденности.

– А вы верите в ад?

– Если речь про тебя, то не верю. – Элизабет стиснула плечи Ченнинг, пылко возвысила голос. – Только не за это!

Девушка опустила взгляд, и яркие глаза потухли.

– Я стреляла в основном в младшего, потому что ему больше всего нравилось делать мне больно. Вот про это и был сон: его пальцы и зубы, этот его шепот, то, как он заставлял меня держать глаза открытыми, когда мучил меня, этот его взгляд, проникающий куда-то внутрь…