Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настя посмотрела на Галю так, словно та была брошкой якобы от «Фаберже», — оценивающе, с недоверием.
— Мне надо подумать, — сказала она.
— Ну, о чем тут думать! — Галя только что не подпрыгивала.
— У меня есть уже договоренность. Я позвоню подруге и узнаю, что там у них происходит.
— А сейчас позвонить нельзя? — настаивала Галя.
— Сейчас она в Калифорнии, у них там восемь утра, и она спит, — пояснила Настя.
Выдворив, наконец, неудовлетворенную Галю, Настя поставила в духовку курицу с рисом.
— Настя! — прямо-таки инквизиторским тоном воззвал Максим.
— Что?
— Что это за афера с сумкой? — глядя на нее исподлобья, осведомился он.
— Почему афера? — расхохоталась Настя.
— Ты что, хочешь втридорога загнать Гале сумку?
— Это не втридорога, — она пожала плечами. — Пусть заплатит десятку и отстоит три года в очереди.
— Тебе ее, правда, подарили?
— Ну да.
— Настя, но это же… непорядочно! — возмутился он.
— Почему?! — подбоченилась Настя.
— Ты не понимаешь?
— Нет.
— Да потому, что нельзя наваривать… на знакомых.
— А я и не навариваю! Галя мне не знакомая!
Вот черт! Сейчас начнется…
Максим пристроился рядом и произнес с самыми душераздирающими интонациями:
— Настя, я знаю, что Галя тебе не нравится. Она и не должна. Но это вопрос не личных отношений, а общечеловеческой порядочности.
— И что, мне ей эту сумку подарить? — воскликнула Настя, которой неожиданно надоело притворяться.
Захотелось стать самой собой. Сделать то, чего мы все так боимся, — открыть не только блестящие, положительные стороны характера, но и не самые приглядные — откровенный эгоизм, нелепые страхи, беззащитность… То, что мужчины любят меньше всего, — мужчины, которые так усердно борются с собственными страхами, что просто из себя выходят, стоит только им прикоснуться к слабостям близкого человека.
Да, она не ангел! Да, в ней куча дерьма! А в ком из нас нет?!
Идеальные — в музее восковых фигур!
— Не надо дарить, но просто есть же какие-то границы… — забубнил Максим, но был грубо прерван.
— Границы?! — заорала Настя. — Вот пусть Галя и не пересекает границы, отделяющие ее от сумки «Гермес»! Лишних пять тысяч что, валяются на дороге? А?! Это, мой друг, не мошенничество, как ты подумал, а спекуляция — я предлагаю цену, от которой можно отказаться! Сумка, знаешь ли, не хлеб, не предмет первой, блин, необходимости! А если ты считаешь, что бизнес — это грязь, то мне просто смешно даже думать об этом!
— Я, вообще-то, спекуляциями не занимаюсь, — холодно ответил Максим.
— А я занимаюсь! Погрязла в спекуляциях! И с таким вот монстром черного рынка предметов роскоши ты, извини за выражение, живешь!
— Знаешь, а ты сейчас очень на нее похожа, — зло произнес он.
— На кого?! На сумку?
— На Галю.
— Да пошел ты!..
Настя подхватила злосчастную сумку и вылетела из квартиры.
Нет, ну!..
Настя выскочила из подъезда и в порыве чувств ворвалась в другой подъезд, вытащила из сумочки сигареты и прикурила. По какой-то причине курить в машине не было настроения.
Ну, вот. Что делать? Изображать из себя княжну Юсупову, бледнеть лицом и падать в обморок при слове «панталоны»?
Но это же будет не она!
Она — вот такая, немного грубоватая, не всегда порядочная, не то чтобы корыстная, но и не преуменьшающая значение денег, эгоистичная, да, даже эгоцентричная… но это ведь не уменьшает ее достоинств!
Чего вообще всем им надо?
Стоит тебе признаться, что джинсы куплены за пятьдесят долларов на парижской барахолке, — следует тяжелый вздох разочарования! Хотят, чтобы знаменитость носила платья по десять тысяч долларов, но при этом весь Интернет, наверное, перерыли, выискивая «Смертный ужас! Звезды без косметики!»…
И почему, черт побери, умный Максим оказался одним из этих питекантропов, которые видят в ней лишь картинку из «Вога» в мехах и перьях и отказываются понимать, что она — тоже человек?
Настя, конечно, обучилась так преподносить свои… не то чтобы недостатки, но не самые приглядные стороны натуры, чтобы это было увлекательно, скандально, захватывающе…
Но он же ее любовник. Близкий человек. Он-то почему не хочет ничего знать о том, что есть и другая сторона жизни? Другая сторона Насти…
Даже в Гале он разглядел человека, а в ней — не хочет…
А ведь с Пашей ей проще, чем с Максимом. С Пашей она настоящая. Безалаберная, немного циничная, с замашками поручика Ржевского и без всяких этих «ути-пути» — «фафа-ляля». Хотя, конечно, «ути-пути» тоже приятно, но разве стоят они того, чтобы выдолбить на чугуне законы чести, свернуть в трубочку, засунуть в задницу — и так и ходить, делая вид, что это и удобно тебе, и приятно?
Гале она сумку все-таки продала. За тринадцать. Эти две упущенные тысячи Настя позже горько оплакала, но смирилась с жертвой, принесенной на алтарь любви.
Спровадив Галю, запихнув в сумку тринадцать тысяч долларов, Настя вышла из офиса и вдруг словно впала в транс. Мир перевернулся, она очутилась по ту сторону реальности, которая неожиданно оказалась «этой», нужной, настоящей стороной.
О, боже…
Сколько лет она ныла, страдала, жаловалась психотерапевтам и подругам, превозносила себя как мученицу, и вдруг — вот прямо сейчас, поняла — все, что она делает, доставляет ей немыслимую радость!
Студия, сделки, торг, всякие мелкие хитрости — все это ей нравилось! А она так долго все это презирала, считала вынужденной мерой и непосильной ношей…
Что бы она делала без студии? Ну, допустим, хорошо зарабатывала бы как актриса. Но в любом случае зависимость от благосклонности режиссеров, от возраста, от героического типажа не преминула бы сказаться на нервах — и она бы гордо несла фасад успешной дивы, за которым скрывалась бы издерганная женщина с полным набором комплексов периода кризиса среднего возраста.
Надо признать — она умная, талантливая и крайне эгоцентричная особа, и с этим надо просто жить, а не изображать из себя трепетную незабудку.
Максим?
Ну, да, Максим классный. Она была такой, какой нужно быть, чтобы завоевать его сердце. И она, Афина Зевсовна Устинова, завоевала. Мужчинам ведь разрешаются подобные выкрутасы — цветы, слова любви, обещания, а женщины потом еще и сами себя умудряются обвинить в легкомыслии и доверчивости.