– Благодарю! Я счастливейший человек на свете!

– И я! Я самая любимая в мире женщина! – Дейзи мечтательно закинула голову, и в ее серо-голубых, в обрамлении пушистых ресниц глазах сверкнули огоньки радости.

– Но минутку, – вдруг раздался холодный голос Грея.

Три пары глаз с тревогой посмотрели в его сторону.

– Мистер О’Коннор, я даже слышать не хочу ни о каких предложениях, – сказал он сухо, и все увидели, как между его бровей залегла суровая складка.

Тодд стал белее простыни. Он так и застыл, приоткрыв от изумления рот, не зная, что сказать.

– Грей! Да перестань же! – Дейзи по-детски надула губки. – Я же прекрасно знаю, что ты ждешь не дождешься, как бы сплавить сестрицу в надежные руки. – Однако, увидев, что выражение его лица оставалось по-прежнему суровым, она осеклась. – Грей! Ну что ты дурачишься!

Неожиданно он подскочил к сестре, легко поднял ее на руки и закружил над землей.

– Ну конечно, дорогая сестренка, я согласен! – Опустив на землю, он нежно поцеловал ее в щеку, затем повернулся к Тодду и пожал его руку. – Дейзи сделала достойный выбор. Добро пожаловать в нашу семью.

– Спасибо, Грей. Вы же знаете, как я люблю вашу сестру. Обещаю быть ей хорошим мужем.

– Только учтите, Дейзи – особа своенравная и всегда поступает так, как считает нужным.

– Да уж. – Дейзи гордо подняла подбородок.

– Я постараюсь, – твердо ответил Тодд.

– Смотрите, иначе будете отвечать передо мной. – Грей лукаво пригрозил ему пальцем, а затем добавил: – Ну что ж, праздник есть праздник. Я сейчас распоряжусь, чтобы Стирлинг принес шампанского, нужно позвать Миллисент и – прошу всех в мой кабинет.

Все четверо вошли в дом.

* * *

До обеда оставалось еще много времени, и, одевшись, Лалла решила спуститься вниз. Ноги сами подвели ее к двери музыкальной комнаты. Она вошла, и приподнятое настроение почему-то исчезло. Через задернутые шторы комната чуть освещалась слабым солнечным светом, и лишь один луч падал на ту стену, где размещался портрет Джейн Четвин. Лалле стало не по себе. Джейн как живая смотрела на нее немигающим взглядом. Сердце Лаллы учащенно забилось, и она приложила руки к груди. Чтобы скорее освободиться от неприятного ощущения, она продвинулась к противоположной стене, но почему-то собственные шаги, эхом раздававшиеся в пустой комнате, снова испугали ее.

Лалла напряженно всматривалась в лицо женщины, о которой столько думала в последние дни. Действительно, Джейн Четвин была серой мышкой, но у мышки, видимо, были острые клычки.

Кем была она на самом деле? Беззащитной жертвой властного родительского решения? Или брезгливой холодной особой, так и не сумевшей познать любовь? Или несостоявшейся любовницей Эллиота Роллинза? Возможно, и то, и другое, и третье.

Лалла осмотрелась. В призрачном полумраке комнаты темные силуэты фортепиано и арфы показались величественными исполинами. Вдруг ей почудилось, будто что-то быстро промелькнуло в углу комнаты. Она повернулась, но не увидела ничего, кроме одинокого стула.

В коридоре отчетливо послышались твердые мужские шаги, и в дверях возник Грей.

– Лалла? – Он удивленно вскинул брови. – Что ты тут делаешь – одна, в темноте?

Он повернул выключатель лампы, и комната мгновенно наполнилась светом, в котором не стало места призрачным теням. Грей шагнул в комнату, такой реальный, такой родной, что у Лаллы отлегло от сердца.

– Извини, – смутившись, произнесла она и поспешно приблизилась к нему. – Я хотела еще раз взглянуть на Джейн… Я столько слышала о ней от разных людей, но мне кажется, она до сих пор остается для меня загадкой.

Грей окинул портрет каким-то безразличным взглядом и отвернулся, посмотрев в окно.

– Не трать время зря, – сказал он. – Джейн ушла. Ее больше нет. И никогда больше она не будет частицей моей жизни.

Но Лалла не отрывала взгляда от картины – она словно притягивала ее.

– Знаешь, почему-то у меня возникло чувство, что Джейн сейчас в этой комнате, с нами…

Грей ласково погладил ее по голове.

– Успокойся, Лалла, этого не может быть. Я не хочу, чтобы тебя посещали подобные мысли. – И он торопливо увел ее из комнаты, будто и сам почувствовал себя нехорошо. – Я думаю, надо устроить бал в честь помолвки Дейзи и Тодда, – поспешил он сменить тему разговора. – Надеюсь, ты не откажешь в помощи?

– Да, конечно, – машинально ответила она, все еще думая о бывшей жене Грея. – Надо бы попросить Миллисент напечатать приглашения. Если, конечно, она не слишком занята работой.

Грей кивнул. Они шли по широкому коридору, обнявшись, и Лалла воскликнула:

– Ах, все получилось так необыкновенно! Я ведь приехала просто погостить у Дейзи, а теперь остаюсь по случаю ее помолвки.

– Так, значит, ты пока не возвращаешься в Париж? – В глазах Грея засветились огоньки надежды.

Лалла улыбнулась. С каких это пор Грей Четвин стал просто спрашивать о ее планах, а не требовать отчета, как было раньше? Действительно, он очень изменился, подумала она.

– Нет, я не хотела бы возвращаться в Париж.

Грей остановился и заглянул ей в глаза.

– Пока не хотела? – уточнил он, и она прекрасно поняла, что скрывается за этими словами.

– Если только ты не захочешь составить мне компанию.

Он задумчиво опустил веки и прижал Лаллу к себе еще крепче.

– Я так благодарен тебе!

– Видишь, не только мужчины любят чувствовать себя собственниками. Грей Четвин, просто я больше не хочу разлучаться с тобой никогда. – Лалла опустила голову на его плечо.

В ответ Грей рассмеялся, и к ней наконец вернулось чувство спокойствия и радости, покинувшее ее в тот момент, когда она переступила порог музыкальной комнаты. Лалла улыбнулась. Да, Грей прав: Джейн действительно ушла из его жизни. Навсегда.

Правда, очень скоро ей пришлось пожалеть о столь поспешных выводах.

Лалла вышла из ванной и тщательно вытерлась большим полотенцем, пропитанным запахом лаванды. До бала в честь помолвки Дейзи и Тодда оставалось менее двух часов.

Три недели со дня объявления пролетели как один день. Вместе с Миллисент и Дейзи она подолгу засиживалась вечерами, составляя списки гостей, подписывая пригласительные карточки. Отдавались нескончаемые поручения по хозяйству, продумывались все детали шикарного бала на триста персон. И вот несколько дней назад из Нью-Йорка и с летних дач Беркшира и Ньюпорта начали съезжаться приглашенные. Поскольку разместить всех в Диких Ветрах не представлялось возможным, кое-кто останавливался у знакомых, живущих неподалеку от Четвинов.