своем горе. Это, должно быть, молодые люди; ведь нынешняя молодежь— это все нахалы, каких свет не видывал! Они приятно проводят здесь время, играют в карты, веселятся, едят вкусные вещи, смеются, поют — все это на моей даче, а я ничего об этом не знаю. Это действительно забавно, в высшей степени забавно!

Вдруг он услышал снаружи шаги и поспешно задул свечу. Кто-то тихо свистнул. Ну, теперь Нюслейн должен показать, с кем они имеют дело. Он распахнул дверь.

— Кто здесь? — рявкнул он дурным от страха голосом. Его грозный окрик мог нагнать ужас на всякого. Один удар топором — и его не будет в живых. Но удара не последовало, ничего похожего. Какая-то тень испуганно отпрянула и пустилась наутек. Эта победа, собственно, должна была бы удовлетворить Нюслейна, но нет — когда враг бежит, его нужно догнать. Нюслейн, не задумываясь ни секунды, бросился вдогонку за тенью. Бегал он прекрасно, когда-то он работал на треке, и газеты писали о нем: «Нюслейн — мастер жать на педали».

— Стой! Стой!

8

Но Генсхен и не думал останавливаться! Прочь! Он узнал Нюслейна по его длинным усам. Измена! Прочь! Однако как этот Нюслейн быстро бегает, черт побери, — да это настоящий спринтер! Он все приближается, сейчас он его догонит, и тогда сраму не оберешься, хотя ничего особенного Генсхен и не сделал. Генсхен соображает молниеносно. Перед пожарным сараем свален вывезенный за город снег. Генсхен прежде всего, еще не зная на что решиться, дважды обегает эту снежную гору. Потом он поспешно бросается в сугроб и ждет. Нужно дать этому парикмахеру сражение, настоящее сражение. Но ввязываться в бой небезопасно. Куча состоит из больших глыб снега и льда. Генсхен мгновенно отламывает огромный ком, величиной с голову гиганта, секунду выжидает и затем изо всех сил швыряет ком в голову Нюслейна. Тот исчезает в вихре снега и льда.

— Стой! Стой!

Стой? Генсхейн громко хохочет и скрывается в темноте. Бедняга хромает: бросаясь в снег, он разбил себе колено.

Спустя немного Нюслейн с важным видом явился в кегельбан. На лбу его красовалась багровая шишка.

Пережитое приключение удивительным образом развеселило его. Значит, в «этом городке хоть что-нибудь иногда случается! Ну и отчаянные ребята, эта нынешняя молодежь! Сегодня ему попался один такой молодчик — прямо сорвиголова! Он рассказывал о своем приключении всякому, кто только хотел послушать.

— Представь себе: задумавшись, подхожу случайно к своей дачке. Вдруг вижу дым, думаю: ну-ну, никак привидение с кладбища зашло погреться на мою дачу?

Слушатели удивлялись — быть не может! — восхищались его храбростью, хохотали.

— Неужели тебе не было страшно, Феликс? Ведь это могли оказаться жулики.

Страшно? Нет, страх Феликсу незнаком! Но что за отчаянная голова этот парень! Как он дрался! Это была настоящая битва. Нюслейн разрешил себе выпить рюмку водки и несколько кружек пива.

Наутро в доме Нюслейнов царил снова полнейший мир. Так всегда бывает в природе: ночью проносится гроза, а утром небо сияет синевой. Когда Нюслейн явился к столу пить кофе, он был в отличнейшем настроении и потирал руки от удовольствия.

— Что это за ужасная шишка у тебя на лбу? — испуганно спросила фрау Нюслейн.

— О, это неважно!

Вид у Нюслейна был гордый, усы стояли торчком. Он смеялся.

— Ты ведь веришь в привидения, Роза, — сказал он, — многие люди верят в привидения, хотя наука ни при помощи микроскопа, ни при помощи телескопа не обнаружила ни малейших признаков привидений. Ну, я, как ты знаешь, в привидения не верю. Но сегодня ночью!..

Да, сегодня ночью, несмотря на все, он встретил привидение, настоящее привидение.

— Это привидение сидело у нас на даче и грело себе руки, потому что оно озябло, — да, да!

Нюслейн весело рассмеялся. Долли побледнела и чуть не свалилась со стула. Она сидела словно на раскаленных углях. Нюслейн стал рассказывать. Да, да — вино, сигареты: они, как видно, проводили время недурно, и при этом жгли его прекрасные сухие дрова. Ну, он, значит, погнался за привидением, а оно попросту дало тягу.

— И ты поймал его? — спросила фрау Нюслейн вне себя от волнения.

— Да! — Нюслейн самодовольно погладил бороду. — Он споткнулся о кучу снега, и тут я его схватил за шиворот. Мы сразились. Он бросил мне в голову кусок льда — вот шишка! — но я положил его по всем правилам на обе лопатки, и он сдался.

— Он сдался?

— Сдался.

Долли — белее снега. Да, любовь — ужасная вещь! Долли чувствует, что угли под нею раскаляются уже добела, — еще секунда, и она потеряет сознание.

— Но кто это был? Ты его узнал? — спросила мать.

— Да, разумеется, узнал! Молодой, подающий надежды юноша из хорошей семьи. Но он на коленях умолял меня не выдавать его. Его отец…

Долли облегченно вздыхает.

— Уж не Вальтер ли Борнгребер это был? — продолжает расспрашивать фрау Нюслейн. — Это на него похоже.

Нюслейн с достоинством качает головой.

— Нет, нет; я дал ему слово не выдавать его, и я свое слово сдержу.

Нюслейну пора отправляться на утренний обход своих клиентов. Сегодня ему было о чем порассказать, и в конце концов его повествование превратилось в целый роман. «Сжальтесь, сжальтесь, господин Нюслейн, иначе я — погибший человек!»

Когда Генсхен после полудня, все еще прихрамывая, явился на работу, Нюслейн приветствовал его весело и игриво.

— Что это у хозяина шишка на лбу? — спросил Генсхен ученика, да так громко, что Нюслейн должен был услышать. Нет, Генсхен действительно был уж слишком нахален!

Рассказ о похождениях Нюслейна попал даже в газету. «Вестник Хельзее» напечатал заметку под веселым заголовком «Господин Нюслейн сражается с привидением».

Антон принес газету в Борн. Он показал заметку Гансу.

— Генсхен! — окликнул он его, смеясь. — Генсхен!

Так как Генсхен не отвечал, он ткнул его под ребро, — Эй, Генсхен!

Антон громко расхохотался. Само собой разумеется, Генсхен не мог рассказывать обо всех своих похождениях.

9

Железнодорожный экспедитор ежедневно подвозил ящики и бочки к дому Шпана. Лавка со сводами снова наполнялась мешками риса, муки и сахара; из склада, расположенного позади лавки, снова несся запах кофе и пряностей. Все было как раньше.

Торговля шла бойко, приказчик и ученик выбивались из сил: с восьми часов утра до семи часов вечера они были на ногах. Если покупателей было много, Шпан сам выходил из своей конторы в лавку и помогал их обслужить. Он был очень вежлив, предупредителен, задавал любезные вопросы, просил передать дома привет. Одет он был,