как всегда, с величайшей тщательностью. После закрытия лавки в его конторе загоралась зеленая лампа, и с улицы можно было наблюдать, как Шпан сидит над счетными книгами.

Но в городе встретить Шпана было почти невозможно, и за своим обычным столиком в «Лебеде» он появлялся теперь очень редко.

В остальном же его образ жизни почти не изменился. У него лишь появилась одна новая привычка. Он не ложился теперь спать, как прежде, ровно в десять, а сидел часами полураздетый в своей спальне, неподвижно глядя перед собой. Он мысленно проверял всю свою жизнь.

Он старался понять, в чем состояли его преступления против заповедей господних, его грехи. Он в чем-то согрешил, быть может сам того не зная, и бог наказывал его. Жестоко наказывал. Эта кара господня была очевидна: он отнял у него Фрица, отнял дочь Христину. За что?

Шпан склонял голову: бог справедлив и ничего не делает без причины. Он несомненно провинился, — но в чем, что он сделал дурного?

Ну, он не был, разумеется, святым, у него были свои недостатки, как у каждого человека: временами он бывал вспыльчива часто относился несправедливо к окружающим, зачастую держал себя надменно — неужели же бог наказывает его за эти слабости? Нет.

Шпан склоняет голову еще ниже и думает.

Может быть, из-за брата Роберта? Может быть, он был несправедлив к своей жене? Он думал, думал без конца. Он ни в чем не мог себя упрекнуть, ничего не находил. Нет!

Подумай, Шпан, подумай! Быть может, господь вразумит тебя.

Его брат Роберт — разве он не страдал тогда из-за него? Брат Шпана Роберт принадлежал к числу тех людей, которые высоко метят, но лишены выдержки. Он совершил ряд легкомысленных поступков и наконец отправился в Южную Америку. Через десять лет он вернулся, но вернулся не богачом, как он постоянно хвастался, а, наоборот, без гроша в кармане. Вид у него был болезненный, лицо землистое. Он говорил на многих языках, но толку от этого было мало. Разве Шпан не принял его по-братски? Отец за это время умер, и Роберт потребовал свою долю наследства, чтобы иметь возможность что-либо предпринять.

Завещания отец не оставил, — но Шпан не нуждался в завещании. Он не придумывал никаких отговорок, не пытался отделаться при помощи какой-нибудь уловки от впавшего в нужду брата. О нет, ему это и в голову не приходило. Он передал документы и бухгалтерские книги нотариусу Хаммахеру, чтобы нотариус решил дело. Часть наследства, принадлежавшая Роберту, была вложена в дело, и фирма благодаря этому развивалась успешнее. На основании отчетности легко было высчитать, насколько вырос капитал, и брат должен был получить половину. Таково было мнение Шпана. Нотариус Хаммахер заявил, что он, Иоганн Шпан, все эти годы работал один и что состояние увеличилось в первую очередь благодаря его трудолюбию и предусмотрительности; нужно принять это во внимание при расчетах. Но Шпан и слышать не хотел. Он лишь выполнил свой долг, больше ничего. Он не любит этих адвокатских уверток. Он выплатил брату чистоганом и наследственную часть и значительную часть прибыли в придачу.

Ему тогда пришлось взять большую ссуду в банке, и в течение пяти лет после этого фирме приходилось туго.

Нет, нет, ему не в чем было себя упрекнуть. Он не был адвокатом, но в нем было развито чувство справедливости.

Брат Роберт отправился со своими деньгами в Гамбург. Там он пустился в спекуляции. Советов он слушать не хотел: он долго странствовал по свету и считал себя умнее всех. Не прошло и года, как он потерял все свои деньги. Тогда он снова начал писать письма и просить о помощи. Шпан ему отказал. У фирмы, писал он, есть долги, к тому же он несет ответственность перед своими детьми. Он не вправе растрачивать их состояние. Зачем Роберт спекулировал? Шпан старался держаться подальше от спекулятивных предприятий. Больше он не мог помогать брату. Ну, Роберт никогда не был разборчив в средствах, деньги ему были нужны до зарезу, и он поступил крайне опрометчиво. В один прекрасный день Шпану предъявили вексель, и он сразу увидел, что его подпись подделана. Он подозревал, что вексель подделал Роберт, но уверенности в этом у нею не было. Сумма была незначительная — тысяча двести марок.

Мог ли он погасить этот вексель? Нет, не мог, никоим образом. Это было невозможно. К чему бы это привело? Честь фирмы, честь его имени! Невозможно! Он не мог поощрять беззаконие — закон есть закон, на его безупречном имени не должно быть ни малейшего пятнышка. Он объявил вексель подложным. Тогда произошло то, что должно было произойти. Роберта арестовали, но он еще до суда умер в следственной тюрьме. Это было ужасно — разумеется, это было ужасно! Шпан тогда очень страдал.

Правильно или неправильно он поступил? Шпан долго размышлял. Он покачал головой: вины за собой он не чувствовал.

В эти ночи он много думал также о Маргарете, своей покойной жене. Быть может, он держал себя по отношению к ней слишком властно, слишком нетерпимо, несмотря на то, что горячо любил ее? Да простит ему господь! Маргарета обладала веселым нравом, любила развлечения. Она была дочерью церковного регента Мерка — жизнерадостного, почти легкомысленного человека, в доме которого постоянно бывало весело, порой даже слишком весело. Почти ежедневно там была музыка, квартеты, пение, там собиралось общество, пили вино и жженку, играли в карты. А Шпан был коммерсант, его дом, разумеется, был спокойнее, солиднее, в нем царил педантичный порядок и сознание долга, — иначе во что бы он превратился?

Вначале Маргарете было тяжело мириться с новой обстановкой, он видел это. Он делал все, что мог. Носил ее на руках, угадывал каждое ее желание. Потом родились дети, Фриц и Христина, у Маргареты появился свой круг обязанностей, и она стала жить исключительно домом и детьми. Она часто хворала, у нее уже тогда были слабые легкие. Но в эти годы она была счастлива — он чувствовал это. То был самый счастливый период их совместной жизни.

Так шло, пока не появился однажды тот приезжий из Дрездена. С этого дня Маргарета изменилась. Да, с этого дня ее словно подменили.

Он ясно помнит, как появился этот гость. Это был молодой человек с белокурыми, довольно длинными волосами, в белом костюме. Было лето. Молодого человека звали Ганс Фишер. Ах, если бы он никогда не появлялся! Может быть, он виновен в преждевременной смерти Маргареты! Этот светловолосый молодой человек, этот Ганс Фишер был