Отдав распоряжение сигнальщику, что сразу завозился у ящика, выбирая нужные флаги, Грейг спустился по трапу из боевой рубки в каземат. Тут громко стучали машины, у заряженных 68-фунтовых пушек застыли канониры. Люк погреба заранее открыт, все было готово для быстрой перезарядки орудий.

Грейг чисто по-русски, забыв про манеры и происхождение, почесал затылок. Нет, диспозиция выбрана правильно. Хорошо защищенным броненосцам, борта и казематы которых прикрыты пятидюймовыми плитами, ядра британцев не страшны, а потому можно подходить на пистолетный выстрел — бомбические пушки сокрушат любой деревянный корабль за два-три полных шестиорудийных залпа.

А вот канонерским лодкам, если те попадут под обстрел, придется туго — броня ведь отсутствует. Зато пушки, пусть пара, но такие же мощные и дальнобойные, как на «медведях», смогут поражать неприятеля с дистанций, для того не достижимых. Так что мелководье для них есть лучшая защита, англичане приблизиться к ним не смогут ни при каком случае…

— Братцы!

Громко заорал, надрывая горло, молодой капитан, стараясь перекричать грохот машин. Этого момента он уже яростно ожидал два дня, с того часа, как в Киль, где стоял его отряд, вошел избитый датский бриг, вырвавшийся из западни и прорвавшийся через линию английских фрегатов.

— Позавчера британцы, вероломно напав, потопили наши корабли! Мы пришли сюда не только сражаться, мы несем справедливое возмездие нашему извечному недоброжелателю и супротивнику! С нами Бог, Царь и русский народ! Ура!

— Ур-ра-а!!!

Крик командира был подхвачен матросами, лица которых излучали решительность и отрешенность — ту самую, значимую для любого командира, с которой любые русские люди идут на бой, сражаясь уже не на жизнь, а на смерть!

Петергоф

— Скажите, господин посол, в настоящий момент королевство, которое вы представляете, воюет против моей державы?

Петр пристально посмотрел на посла, но Уинтворт выдержал взгляд и произнес безмятежно, хотя и осторожно:

— Мне неизвестно о том, ваше императорское величество! Но я не получал из Лондона депеш, в которых было бы объявление войны. Хотя, вне всякого сомнения, политика вашей страны вызывает в Лондоне настороженность и обеспокоенность, особенно в сближении с нашим извечным врагом Францией. Да, ваше императорское величество, французские революционеры опасны и для вас, и потому нашему королю Георгу, да хранит его Господь, испытывающему к вам, государь, самые теплые чувства, кажется противоестественным союз с якобинцами, которые посягнули на жизнь монарха, казнив помазанника на чудовищном изобретении доктора Гильотена. У них нет чести и совести, и все монархи Европы должны бороться с этим чудовищем, что грозит крушением основ всего мира.

— Несомненно…

Посол не врал, ибо «детектор» позволял заметить любую ложь. Зато теперь Петр окончательно убедился, что англичане начали войну всерьез. И чтобы скрыть подготовку, сделав ставку на внезапность, правительство не поставило в известность посла и даже не отозвало стоящие в портах России десятки торговых судов.

«А теперь поздно, господа, ибо у нас имеется телеграф! Завтра в полдень мы ваших купцов прихлопнем, имущество и корабли опишем, сразу же конфискуем! Вы хотели ввести меня в заблуждение?! Вам это удалось, гордитесь. На самом деле, сделай отзыв судов и банкиров — первый признак подготовки к войне, — тут бы мы насторожились. А так меня провели, как младенца, и все мои спецслужбы. Обманули, нехристи! Хм… А ведь они и себя обманули! Ведь нанесение несмертельного удара по врагу опасно для самого напавшего. Да что это я все о политике думаю, пора переходить к главному — взять господина посла за вымя и поспрошать хорошенько!»

Петр покосился на Уинтворта: чувствовалось, что англичанин определенно напряжен, на нервах, и его знаменитая британская невозмутимость не более чем маска.

Они уже час бродили по аллеям парка, беседуя о разных пустяках, и лишь сейчас император решил, остановившись у широкой лавочки — излюбленного места воркующих пар, перейти к главному.

— Господин посол, неужели вы рассчитывали, что в России найдутся люди, которых можно соблазнить за два миллиона полновесных рублей? Но вы удивительно щедры!

— Я не понимаю, о чем говорит ваше императорское величество!

— Все вы понимаете, Уинтворт. И сейчас мне лжете, прекрасно зная о том, что я могу быстро определить обман. Не так ли, Чарльз? А-а, вы молчите, боитесь быть пойманным на вранье?

— Я не понимаю, о чем говорит ваше императорское величество! И ваш угрожающий тон мне непонятен, ведь я посол одной из сильнейших держав мира. Зачем все это, государь? Я полностью к вашим услугам!

Голос Уинтворта прозвучал с хорошо наигранным удивлением, почти натурально, вот только побледневшая кожа и капельки пота на лбу выдавали его волнение.

— Любезный Чарльз, посмотрите туда. Видите, у той лавки стоят мешочки, набитые золотом? Узнаете их?

— Да, ваше величество, это мои деньги…

— О-о, вы сейчас говорите правду, господин посол?! — удивленно протянул Петр. — Эти сто тысяч рублей есть ваш аванс за мою смерть! Как интересно… Посол державы, так и набивающейся в союзники, организует и финансирует заговор для убийства императора, которого его же король называет братом! И рассыпается в самых искренних уверениях любви и дружбы! Вы убийца, Уинтворт, и я этого дела так просто не оставлю!

— Я не понимаю, о чем идет речь, ваше величество! Я дал эти деньги госпоже Жеребцовой в виде свадебного подарка, собираясь на ней жениться и увезти супругу в Англию. Она очень честная, порядочная женщина, и как только расторгнет брак с постылым ее чуткому сердцу мужем, я немедленно обвенчаюсь с ней!

«Очень честная женщина?! Святые небеса! Всем выплатила по десять тысяч, а себе заначила сразу сорок! Молодца — провела настоящий дележ по-братски! В меня стреляла будто на охоте! Ну что ж, свое обещание вам она постаралась исполнить, пусть и неудачно. Но теперь и вам настала очередь платить по счетам!»

Петр доброжелательно улыбнулся Уинтворту и сразу неожиданно резким движением левой руки схватил его за горло, а десницей нанес сокрушительный удар в солнечное сплетение.

Посол, не ждущий такого стремительного нападения императора, рухнул в траву и тут же был подхвачен Даниловым и двумя казаками, что выскочили из-за густых зеленых кустов, остриженных в английской манере. Петр погладил кулак и негромко приказал:

— А ну-ка, станичники, разложите добра молодца на лавке! И аккуратнее с персоной, прибывшей от моего «брата»!

— Ваше величество! Я, как посол, неприкосновенен! Вы не имеете права меня пытать!

— Что ты, что ты, батюшка! — подпустил ехидцы в голос Петр. — Какие пытки?! Казаки тебя и пальцем не тронут! А вот насчет монархов ничего не говорится! И не пытать я тебя буду, болезный, а уму-разуму учить, чтоб знал, что такое хорошо, а что такое плохо! За то учить буду, что на жизнь мою посягнул. А потому не посол ты сейчас, а гнусный убивец. Да ты не бойся, репутация твоя не пострадает, никто не видит, свидетелей нет. Неужто ты сам о своем позоре кому-нибудь расскажешь?!