– Я останусь здесь до утра, – сказала она Сабато, и он кивнул, выпроводив бурно протестующую Корону Кучину из комнаты.

В предрассветный час голова Фейры упала на изножье кровати, и она, наконец, провалилась в сон. Девушку разбудили колокола, призывающие к полунощнице. Её пациент мирно спал – лихорадка оставила его, он дышал ровно, щеки у него порозовели.

С облегчением она спустилась вниз, но Корона Кучина немедленно прогнала её к себе, на мансарду, ведь только она во всем доме знала, какую ночь той пришлось пережить.

* * *

Фейру разбудили громкие голоса.

Солнце стояло высоко над городом, видимо, уже был полдень. Она поспешила к лестнице и узнала резкий, высокомерный тон человека-птицы.

Девушка бесшумно спустилась на два этажа и прислушалась возле двери, ведущей в покои хозяина. Зная, что на служанку обычно никто не обращает внимания, смело взялась за дверную ручку и вошла в комнату.

Действительно, врач был тут. Когда она вошла, человек-птица не обернулся. Он склонился над её хозяином, лежащим на кровати, словно стервятник, ожидавший найти падаль и раздраженный тем, что его жертва всё ещё жива. Фейра подошла ближе, поправляя постель Палладио, хотя в этом не было никакой необходимости, и прислушалась.

– Кто это сделал? Вас посещает другой врач? Валнетти?

Аннибал был уязвлен, и гнев мешал ему мыслить рационально. Это не мог быть Валнетти. Такой шов он видел лишь однажды, с петлей на каждом стежке, когда в Падую приезжал врач из Персии. Он придвинулся так близко к ране, как только позволяла его маска. Даже через клюв терпкий запах граппы ударил ему в нос; значит, врач обработал нить, подготовил компресс из буквицы, затем зашил рану – аккуратно, словно кружевница с острова Бурано. Кроме того, рану прижгли. Значит, это не Валнетти, у него мастерства не больше, чем у мясника.

– Если вас посещает другой врач, я не могу гарантировать вашу безопасность.

Если Палладио признает, что есть другой врач, как быть со сделкой между Аннибалом и камерленго? Если он не будет заботиться об архитекторе, возможно, ему придется вернуть свой остров. Войдя в комнату, он почувствовал запах смолы в передней, заметил очищающие травы на полу и обратил внимание на то, что окна смазаны жиром и пеплом; точно такие меры он должен был ввести здесь сам. Чувство вины ещё больше подогрело его гнев.

– У меня нет другого врача, – сказал Палладио примирительно, глядя мимо врача на служанку, стоявшую у изножья кровати.

Аннибал повернулся к ней и увидел, как у той красноречиво зарделись щёки. Он подошел к ней так близко, то чуть не упёрся клювом ей в лицо.

– Кто научил тебя зашивать раны? – спросил он, наклонив свою птичью голову на бок и изучая её. – Откуда ты?

Служанка попятилась к двери.

– Стой, стой!

Но она развернулась и убежала.

Палладио всё реже появлялся дома.

Он собрал своих каменщиков и строителей, и его церковь стала расти на глазах.

Они с Фейрой теперь поменялись ролями. Он описывал ей свою церковь, рассказывая, как клали фундамент, ставили колонны и подпорки. Хозяин пригласил её на стройку посмотреть, как стены вырастают из земли, но она не решилась вновь оказаться в том месте, которое навсегда останется в её памяти могилой отца.

Она испугалась ещё больше, когда узнала от Палладио, что строителям мешают паломники, толпами стекающиеся к колодцу за водой, веря, что она обладает чудотворными исцеляющими свойствами. Легенда возникла из рассказа о Святом Себастьяне, о котором говорил дож, и Палладио пришлось нанять охрану, чтобы положить конец этому безумию.

Фейра заметила его тон и пристально взглянула на него.

– Как вы поступите с колодцем? – спросила она.

– Обнесу стеной, – бросил он вскользь.

Фейра подумала о костях своего отца, навеки погребенных в самом сердце христианской церкви.

– Разве вы не верите в чудеса? – спросила она, заставив окаменеть собственное сердце.

Палладио задумался на мгновенье.

– Нет.

Она вспомнила мать, отца.

– Я тоже.

* * *

Судьба колодца угнетала Фейру. Опасный, отчаянный побег с Джудекки вынудил её отложить печаль об отце, и теперь она накрыла её, словно приливная волна, с такой силой, что могла сбить с ног. Она чувствовала утрату, как физическую боль, – под самым сердцем. К её горю примешивались теперь и мрачные предчувствия. Прошла неделя, приближался следующий визит человека-птицы, и она страшилась мести врача. А так как Палладио и Сабато почти все время проводили на строительстве, страх мучил её ещё больше. К тому же она прекрасно понимала, что человек-птица имеет влияние на дожа.

Каждую пятницу Палладио нехотя оставался дома, чтобы встретиться с врачом, и ему не терпелось вернуться на остров. В пятницу утром Фейра, с потухшим взором, незаметно проскользнула на кухню, где Корона Кучина готовила завтрак. Она вдохнула тошнотворный запах. Обычно пятница, когда весь день готовили рыбу, давала ей передышку от вони нечистого мяса, которое ели венецианцы. Но сегодня морской запах вызывал у неё рвоту. В полдень она слонялась по прихожей, надеясь, что кто-то другой откроет дверь врачу, и когда услышала стук и суматоху в передней, сразу же спряталась. Согнувшись чуть ли не вдвое от страха, она заставила себя дышать спокойнее, но сердце вырывалось у неё из груди, пока она старалась рассмотреть людей, столпившихся в дверях.

Это пришёл не человек-птица.

Это был незнакомец со стрижеными светлыми волосами, которого сопровождали стражники в доспехах, как она узнала, из дворца дожа. Незнакомец стоял к ней спиной. Фейре казалось, что крылатый лев с разинутой пастью, вышитый на его плаще, устремил на неё свой взор. Этот символ внушал ей больше ужаса, чем стража. Когда человек обернулся, улыбка скользнула на его губах, но голубые глаза остались ледяными, и он ужаснул её не меньше, чем лев. «Почтеннейшая, – обратился он к Короне Кучине, которая открыла дверь, – не будете ли вы так любезны собрать всех слуг, живущих в доме?»

Это был не вопрос, а приказ.

* * *

Фейра радовалась, что она не одна. Короне Кучине и ей пришлось протиснуться в мастерскую за остальными слугами – от посудомоек до мусорщиков и посыльных.

Как всегда, в своем дубовом кресле сидел хозяин, поглаживая бороду, Сабато суетился у него за спиной. Внешне Палладио казался спокойным, но Фейра знала, что он кипит от нетерпения. Высокое положение человека, собравшего их здесь, заставило Палладио принять его в такой час, когда работа шла полным ходом. Фейра стала понимать, что все в этом городе преклоняются перед Львом.