Я взглянул на свою чашку, и мне захотелось, чтобы в ней был крепкий кофе. Впрочем, к черту кофе. Я бы сейчас не отказался от бокала бурбона и сигареты.

– Откройте заднюю дверь, – сказала Рут.

– Что?

– Вам хочется покурить. Да и я бы не отказалась от сигареты. Откройте заднюю дверь.

Я так и сделал. Дверь вела в маленький дворик. Кто-то явно пытался облагородить его с помощью нескольких чахлых растений в горшках. На другом конце дворика стояла собачья конура. Пройдя обратно на кухню, я сел, достал две сигареты и предложил одну из них Рут, после чего зажег обе.

– Как думаете, что произошло с Беном? – спросил я.

На мгновение она задумалась.

– Когда я была ребенком, у нас был пес. Я часто гуляла с ним у старой шахты.

– Помню, – ответил я, гадая, к чему она ведет.

– Однажды он сбежал. Я была вне себя от горя. Я любила этого пса. Через два дня он вернулся. Весь в грязи, пыли и со здоровенным кровавым шрамом вокруг шеи. Я наклонилась, чтобы погладить его. Вильнув хвостом, он прокусил мне руку до кости. Папа хотел задушить его на месте. «Если пес взбесился, – сказал он, – то это навсегда. Пути назад нет».

Я не мог поверить своим ушам.

– Вы сравниваете Бена Мортона с псом?

– Я лишь говорю, что с этим мальчиком что-то случилось, и это что-то было настолько ужасным, что его мать не смогла с этим жить.

Затянувшись сигаретой, она выпустила облачко дыма.

– Вы говорили об этом полицейским?

Рут фыркнула:

– Чтобы они назвали меня сумасшедшей?

– Но мне ведь вы об этом говорите.

– Вы мне платите.

– Только поэтому?

Она бросила окурок в чашку.

– Как я и сказала, вы не были таким же, как остальные.

– Поэтому вы отправили мне электронное письмо?

Рут нахмурилась.

– Какое электронное письмо?

– О моей сестре. «Это происходит снова».

– Я никогда не отправляла вам электронных писем. Сегодня я впервые встретила вас с тех пор, когда мы были детьми.

– Я знаю, что вы отправили мне и эсэмэску. – Я взял со стола «Нокию». – Она пришла с этого телефона. Полагаю, Маркус взял один из тех, которыми вы пользовались раньше.

– Никаких долбаных эсэмэсок я вам тоже не отправляла. И это не мой телефон.

Выражение замешательства на ее лице выглядело вполне искренним. Стук у меня в висках усилился. Однако в этот самый момент дверь распахнулась и на кухню ввалился Маркус.

– Привет, мама, – сказал он и заметил меня. – А он что здесь делает?

– Я принес твой телефон, – ответил я, показывая ему «Нокию».

Выражение лица Маркуса резко изменилось.

– Где ты его взял? – спросил я у него.

– Он у меня целую вечность.

– Правда? «Отпустите души детей. К чертям их. И катитесь в тартарары». Эти слова для тебя что-то значат?

Казалось, Маркус готов был провалиться на месте от стыда.

– Маркус! – сказала Рут строго.

– Это была просто шутка. Прикол.

– Твоя идея?

– Да.

– Я тебе не верю.

– Это правда.

– Кто-нибудь заставил тебя отправить это сообщение?

– Все было не так. Никто меня не заставлял это делать.

Он с вызовом выпятил подбородок.

– Чудесно, – сказал я, сунув телефон в карман. – Пускай с этим разбирается полиция.

Я сделал шаг к двери.

– Подождите!

Я повернулся к нему:

– Да, Маркус?

Глаза мальчишки были полны отчаяния.

– Ее ведь не выгонят с работы, правда?

1992

Еще одна лестница. Впрочем, она отличалась от первой. Эта была винтовой, с каменными ступенями, вырубленными прямо в земной тверди. Скользкими и коварными. Некоторые из них начинали осыпаться прямо у тебя под ногами. Судя по звуку падавших вниз осколков камня, глубина была большой.

Стены были неровными, а свод низким. В некоторых местах мне даже приходилось идти согнувшись. К этому моменту я уже поправил батарейку фонаря на каске, но из-за того, что лестница была спиральной, он мог осветить лишь одну или две ступеньки, из-за чего мне все время казалось, что я вот-вот ступлю во тьму. Впереди я видел отблески двух других фонарей, однако толку от такого света для меня не было никакого. Впрочем, это хотя бы свидетельствовало о том, что никто не свалился вниз и не свернул себе шею.

Время от времени до меня доносилась ругань, исходившая в основном от Мэри. Я не мог себе представить, как ей удавалось спускаться по такой лестнице на шпильках. Под шахтерской спецовкой с меня ручьями лился пот. Стекая по лбу, он капал с моих бровей. Сердце бешено колотилось, а дыхание становилось все более прерывистым. И дело было не только в нервном и физическом напряжении. Отец однажды рассказал мне, что чем глубже ты спускаешься под землю, тем меньше становится воздуха.

– Да сколько, на хрен, можно? – проворчал Флетч.

Если уж мне спуск давался с трудом, то для него, выкуривавшего пачку сигарет в день, он, судя по всему, был настоящей пыткой.

Я ждал, что ему ответит Хёрст, однако Крис его опередил.

– Мы уже близко, – сказал он спокойно.

Я готов был поклясться, что его голос звучал так, словно Крис вообще не запыхался и даже не вспотел.

Спотыкаясь, мы продолжили свой путь вниз. Через несколько минут я осознал, что мне уже не приходится пригибать голову. Я мог выпрямиться в полный рост. Свод становился выше. Да и темнота уже не казалась такой непроглядной. Даже воздух стал чуть менее спертым, словно бы его теперь было больше.

Приближаемся, подумал я. Но к чему?

– Осторожно, – донесся голос Криса, – здесь обрыв.

Он был прав. Свернув за угол, мы оказались у входа в пещеру гораздо больших размеров. По правде говоря, она была просто огромной. Ее свод поддерживали деревянные опоры, напоминавшие те, которые можно увидеть в амбарах или церквях. Однако эти были сработаны грубее. Ступени продолжали идти вниз, однако слева от нас стены больше не было. Лишь зиявший провал.

– Дерьмо! – внезапно взвизгнула Мэри, и из темноты донесся звук разбившегося стекла. – Это сидр.

Я вздрогнул и потерял равновесие. Моя нога соскользнула со ступеньки, и лодыжка подвернулась. Вскрикнув от боли, я попытался нащупать стену, но ее, разумеется, уже не было. Лишь пустота.