— Булл, — сказал он, обращаясь к детективу из Нового Орлеана, а затем к остальным. — Мы возвращаемся в оперативный центр. Найдена пуля, застрявшая в черепе отца Эндрюса. Она отличается от тех, которыми убили остальных членов семьи, но это не самое главное. Техники определили, что это пуля старого образца, и как только данные ввели в систему, было найдено совпадение. И пуля, и отпечатки ствола соответствуют револьверу, использованному при убийстве семьи в Мэдисоне, штат Висконсин, восемнадцать лет назад. Они отправят нам из Квантико и Мэдисона все материалы по убийству этой семьи. Через двадцать минут у нас назначена конференция с Такер и Эмерсоном из Флориды.

Глава 23

Зло

Мартин Ленкс, его жена, двое сыновей двенадцати и семнадцати лет и пятнадцатилетняя дочь жили в солидном особняке в небольшом поселке недалеко от Мэдисона, штат Висконсин. С ними жила Альма, пожилая мать Мартина. Тот был единственным сыном и унаследовал дом после смерти отца, строгого лютеранского пастора австрийского происхождения, эмигрировавшего вместе с женой в Америку во время Второй мировой войны. Состояние Альмы, богатой наследницы, позволяло им вести безбедную жизнь. После смерти мужа она жила с семьей сына в комнатах, выделенных специально для нее на верхнем этаже особняка. Разложившиеся тела Ленксов были найдены месяц спустя после их смерти, когда соседи обратили внимание на то, что семья, отправившаяся навестить родственников, так и не вернулась. В доме было холодно, но вонь стояла ужасающая. Сообщая о приходе посетителей, внутри дома зазвенели колокольчики, имитируя пятую часть «Фантастической симфонии» Берлиоза. Зловонные ручейки коричневатой крови указывали путь в музыкальную комнату, где кто-то разложил трупы членов семьи головами к северу. Но не всех. Отец семейства, религиозный, не слишком заметный седеющий администратор небольшой фирмы, исчез. На кухонном столе полицейские обнаружили письмо, адресованное пастору их церкви, в котором Мартин объяснил, что семья сбилась с пути истинного. Эстетические предпочтения супруги казались ему недостойными; недавнее заявление дочери-подростка о желании стать певицей и испорченные музыкальные вкусы сыновей оскорбляли Бога. Мартин был бессилен что-либо изменить, но не мог смириться с этим. Как отец семейства, он чувствовал ответственность и знал, что должен что-то предпринять. Наконец после долгих раздумий решил, что лучшее для них — смерть; так этим он спасет их души сейчас, пока не стало слишком поздно.

Через несколько недель после обнаружения тел полиция выяснила, что Мартин Ленкс переживал серьезные экономические трудности. Его замкнутость и скудные социальные навыки привели к тому, что он раз за разом упускал шанс получить приличную работу. За несколько недель до убийства Ленкс с гордостью сообщил, что ему пообещали должность в местном банке, которую он в итоге не получил. Мартин старался не показывать окружающим, насколько сильно его это задело, но следователи выяснили, что на следующий день после отказа он подал заявку на приобретение оружия. Технические характеристики и калибр, указанный в документах при покупке, совпадали с пулями, найденными в теле каждого из членов семьи Ленкс. За огромным особняком, унаследованным от отца, числились две невыплаченные ипотеки. Одним словом, идеальная картинка, которую изо всех сил старался поддерживать Мартин Ленкс, скрывала кипевший в его сознании ад. Автомобиль Мартина нашли через месяц после исчезновения: его бросили на общественной парковке аэропорта Чикаго, хотя ничто не указывало на то, что Мартин куда-либо улетел. Пистолет так и не был найден. Самого Мартина Ленкса в тот же год объявили пропавшим без вести. Судебные психологи предположили, что он покончил жизнь самоубийством.

Но Амайя Саласар не верила, что Мартин Ленкс покончил с собой, особенно после того, как наконец почувствовал себя свободным. Джонсон зачитал вслух письмо, которое тот оставил после убийства пастору своей церкви. Амайя внимательно вслушивалась в каждое слово, понимая, что надо учитывать не только его содержание, но и способ изложения, и что лишь всесторонний анализ может пролить свет на истинные мотивы Мартина Ленкса. Она отмечала малейшие изменения в тоне, переписывала в блокнот встречающиеся эпитеты и ключевые фразы. Мартин все время прибегал к апокалиптическим метафорам вроде «померкнет солнце, и луна не будет светить». Мрачные и пророческие слова были призваны оправдать то, что он совершил, описывая это как нечто неизбежное, поскольку иного выхода у Мартина не было. Но под слоем якобы самоотречения и самопожертвования пульсировала, как живая плоть, самая настоящая ненависть. «Звезды падут с неба, и силы небесные поколеблются…» В течение многих лет Мартин настаивал своей гнев, подпитывая его поражениями, мнимыми оскорблениями, разочарованиями и мелкими обидами, жертвой которых он себя чувствовал и которые собирал как оправдание собственной неспособности справиться со своей жизнью. И все же он чувствовал свое превосходство над остальными членами семьи. Подобно Фрейду, во всех своих неудачах Мартин винил окружающих его женщин. В первую очередь мать, некогда чрезмерно строгую с ним, а теперь одобрявшую любые поступки внучки, оправдывая их молодостью и с улыбкой взирая на ее бесстыдство. От жены он ничего другого и не ждал. Она превратилась в хрупкую запуганную женщину, которая растлевала детей, балуя их до такой степени, что Мартин не видел в них и следа очаровательных крошек, которыми некогда так гордился.

Амайя затаила дыхание, услышав ту часть, где речь шла о дочери. Его ненаглядная девочка, маленькая принцесса, повзрослев, утратила его благосклонность и в конечном итоге, по его мнению, навлекла бы на семью позор своими ужасными наклонностями и бесстыжими вкусами. Казалось, именно дочь являлась основным источником его страданий. Мартин описывал свои неудачные попытки исправить ее, вернуть на путь истинный: он наказывал ее как умел — запрещал встречаться с подругами, заставлял подолгу молиться и посещать церковь. Но ничего не помогало. Мартин видел, как преображалась у него на глазах его маленькая девочка. Иногда он вставал по ночам и обходил спальни, рассматривая мирно спящих членов своей семьи, не ведавших о нависшей над ними угрозе. Он всматривался в лица, которые любил когда-то. Темные растрепанные волосы мальчиков, расплывшееся с возрастом лицо жены, обрамленное бигуди, которые укротили былую непокорность ее волос. Слушал тихий храп пожилой матери, как обычно уснувшей перед телевизором, включенным сутками напролет.

Словно благочестивый Лот, он часами наблюдал за ними, пытаясь уловить в себе искорку привязанности и сочувствия. Затем входил в последнюю комнату. Рыжие волосы дочери пылали на белоснежной подушке, словно нимб. Ее он любил больше всех, на нее возлагал больше надежд — вот почему она была его самым большим разочарованием. Время милосердия закончилось. Он сделал все, что мог, и, видит Бог, он старался: работал, молился, приносил себя в жертву… Но подобное