голову. Я нахожу идеальную тоскливую улыбку, соответствующую моему настроению.

— Он называл меня Руби, до сих пор называет. Не думаю, что моя мама когда-либо видела это ожерелье.

— Так почему ты его носишь?

Я пожимаю плечами.

— Я придумываю истории о своей маме; так было почти всю мою жизнь. В них она, конечно, идеальна. Правда в том, что Оскар никогда не любил говорить о ней. Я думаю, это хорошо. Это должно означать, что он любил ее так сильно, что ему невыносимо возвращаться к этим воспоминаниям. Оскар сказал, что рубин родом из Бирмы, или Мьянмы, и он старше, чем история каменного века. Некоторые люди верят, что рубин — это защитный камень, и что он темнеет, когда надвигается опасность, возвращаясь к своему естественному цвету после того, как угроза исчезает.

Тео морщит лоб, пожевывая внутреннюю сторону щеки. Это его задумчивый взгляд, немного отличающийся от его взбешенного взгляда, который также включает в себя морщинистый лоб со стиснутыми зубами.

— Итак, ни сотового телефона, ни компьютера…

Я смеюсь.

— Я была подчинена режиму. Это была самая навязчивая иллюзия контроля. Подъем в пять на пробежку. Душ. Завтрак рядом с компьютером. Я путешествовала по миру внутри клавиатуры и экрана. Социальные сети. Электронная почта. Текстовые сообщения. Я была на связи. Я знала о вещах, которые должны были произойти, до того, как они произошли. Никаких границ. Вопрос всегда стоял по-другому: захочу ли я ее пересечь.

Я вздыхаю.

— Некоторые из тех, кто меня нанимал, носили костюмы, которые стоили дороже, чем машина среднего человека. Они выглядели соответствующе. Но контроль был у меня. Маленькая Скарлет Стоун. Сидящая за компьютером с липкими клавишами и пыльным экраном, в поношенной рубашке, леггинсах и мягких, пушистых носках, волосы в хвосте, без макияжа. Винтажный Род Стюарт всегда звучал фоном.

— Не похоже на иллюзию контроля.

Я киваю, глядя на него пустым взглядом и видя только последние шесть месяцев, промелькнувшие в моем сознании.

— Так и было. В тот день, когда доктор сказал мне, что я умру… тогда я поняла, что мир будет жить без меня. Я поняла, что ничего не контролирую, даже свое тело. А сидеть в своей квартире перед компьютером целый день? Это было воплощением разобщенности. Люди не фокусируются на моменте и не уделяют все свое внимание человеку, сидящему прямо перед ними. Мы видим слова и картинки на экранах. Искусство разговора исчезло. Черт возьми, мы даже не пишем полных слов. Жизнь — это серия аббревиатур, акронимов и смайликов. Алкоголь — это средство от стресса вместо праздничного тоста. Это просто…

— Пиздец.

— Да. — Я переползаю на его живот и прижимаюсь губами к его губам, заканчивая ухмылкой. — Я не уверена, что смогу навсегда отказаться от технологий. Но это безумная зависимость, возможно, смертельная. Чем дольше я смогу оставаться без связи, тем лучше.

— Когда ты в последний раз пользовалась мобильным телефоном?

— Ну, технически я не использовала его, но я трогала мобильный Нолана.

— Что? Как будто тебе нужно было его трогать?

— Ну, раз уж ты спросил… — потому что я умирала от желания завести этот разговор, — …он показал мне на YouTube видео этой группы под названием «Дерби». Парень с гитарой растопил мои трусики прямо на месте.

Брови Тео поднимаются, а его руки хватают мою голую задницу.

— У тебя могут быть неприятности из-за просмотра этих видео.

Я прикусываю его нижнюю губу. Его пальцы впиваются в мою кожу. Нет ничего, чего бы я хотела больше, чем заползти внутрь этого мужчины и провести вечность, собирая воедино то, что, я не сомневаюсь, является невыразимым шедевром.

Проводя зубами по его губам, я улыбаюсь.

— Прошу прощения, но я не согласна. Но… — я накручиваю несколько его волос на палец —…мой роман с потрясающе красивым гитаристом окончен. У меня нет доступа к YouTube, а он…

Вау… мои эмоции находятся где-то между ужасающими и совершенно удушающими. Теми, которые поглощают каждый кусочек кислорода и оставляют мои истинные чувства запертыми внутри, чтобы утопить мой дух.

Руки Тео нежно путешествуют по моей коже, затем обнимают мою голову, прижимая нас нос к носу.

— Он будет скучать по тебе каждый чертов день. По тому, как ты пахнешь девчачьим дерьмом. По тому, как ты коверкаешь каждое слово своим причудливым акцентом. По тому, как все в тебе просачивается в мое пространство и заполняет его жизнью, о которой я не просил, которая мне никогда не была нужна, которую я теперь хочу так сильно, что лучше умереть, чем не иметь ее.

— Не умирай, — шепчу я, глядя в его глаза с красной поволокой, когда мои слезы падают на его лицо.

— Не умирай, — шепчет он мне в ответ, прежде чем мы целуемся, как будто у нас действительно не осталось слов.

Он переворачивает нас, пока я не оказываюсь под ним. Клейми меня, Теодор Рид. Не смей действовать медленно и легко. Все, что было между нами, было катаклизмом. Каждое прикосновение настолько взрывоопасно, что невозможно понять, начинаем мы или заканчиваем. Запечатлей этот момент так глубоко в моей душе, чтобы в следующей жизни я почувствовала тебя задолго до нашей встречи.

— Ах! — кричу я, когда он проникает в меня — вколачивается — единственным способом, который он знает.

Злобно.

Сильно.

Безоговорочно.

Самое важное наблюдение, которое я сделала за последние шесть месяцев и которое я не смогла увидеть за предыдущие тридцать один год, заключается в том, что нет ничего более феноменального, чем зависимость одного человека от другого, и нет ничего более разрушительного, чем зависимость одного человека от другого.

Когда Тео оставляет на мне свой последний след, все, что я чувствую, — это феноменальное опустошение.

Глава 26

Меня зовут Скарлет Стоун, и однажды я вырвусь из тени человека, который меня воспитал. А до тех пор я буду гордиться им.

Шесть месяцев назад я оставила Дэниелу записку. Мы сказали друг другу все, что хотели сказать, и к тому времени, когда он проснулся на следующее утро, меня уже не было. То, как он поцеловал меня, как мы занимались любовью… это было прощание, и мы оба это знали.

Тео не должен был уезжать еще один день, но все, что происходило прошлой ночью, было прощанием. Поэтому, конечно, рядом со мной пустое место… с запиской. Я смеюсь.

— Ох… карма. — Я прижимаю сложенную записку к груди и продолжаю смеяться сквозь слезы.

Мои три «никогда»:

1. Мне никогда в жизни не было так чертовски страшно, как в тот день, когда я