Повреждение внутреннего уха Рори означало, что он все еще неуверенно стоял на ногах. Боб хотел вернуть спортивные способности Рори – более чем долгосрочное занятие. Рори был зачислен в общеобразовательные школы и играл в школьной команде. Боб тренировал команду Малой лиги Рори и дополнительно тренировал его утром и после обеда. К восьми годам Рори стал звездным игроком, начал подписывать контракты и присоединился к команде глухих. Боб тренировал и эту команду. Рори читал по его губам, а затем переводил игрокам. «У вас может быть международная футбольная команда, в которой все на поле говорят на разных языках, и при этом они будут играть в игру одинаково, – уверен Боб. – Сама игра позволяет вам подключаться. У нее свой язык. Это означало, что он стал „тем великим игроком в мяч“, а не „тем глухим“». Боб делился музыкой со своим старшим сыном, а спорт стал его связью с Рори.

Боб интересовался жестовым языком, но не изучал его, и Рори попросил продолжать говорить с ним; он даже попросил его оставить себе усы. «Благодаря тренировкам ты говоришь со мной больше, чем с кем-либо, папа. Если я смогу читать тебя по губам, это будет держать меня в форме»[261]. Но позже Боб понял, что все это было частью распространенной привычки глухих делать вид, что они понимают больше, чем на самом деле. «Я не осознавал, как многого ему все это время не хватало, – вздыхал Боб. – Я знал, насколько он умен, но он никак не справлялся с алгеброй. Я попросил разрешения посидеть в классе во время урока. Учитель писал формулы на доске и говорил, стоя спиной к классу».

В младших классах Рори начал серьезно заниматься американским жестовым языком, а в старших классах школы узнал об идентичности глухих. Он получил бейсбольную стипендию в Университете Аризоны и пошел на встречу с тренером. «Я снова и снова звонил ему по телефону, рассказывая ему о ситуации с Рори, – рассказывал Боб. – Рори отлично читает по губам. Вам просто нужно смотреть ему прямо в глаза». И вот тренер входит, смотрит вниз, и Рори говорит: «Если вы посмотрите вверх, я действительно смогу хорошо читать по губам. Говорите немного медленнее, и я пойму». Тренер вытаскивает блокнот, бросает его на стол и начинает записывать заметки – намеренно. Рори скомкал эти заметки и сказал: «Я не смогу играть для вас», той же ночью уехал и отправился в Галлодетский университет.

Рори так и не вернулся в мир слышащих. В «Галлодете» он специализировался в области изучения глухих и философии, был ассистентом в общежитии и играл в бейсбольной команде. Когда Рори закончил учебу, Los Angeles Dodgers предложили ему попробовать себя в их команде. Он связался с Кертисом Прайдом, который играл в профессиональный бейсбол и плохо слышал, и тот сказал, что никто в мире профессионального спорта не собирается помогать «глухому парню». Рори отклонил предложение «Доджерс» и вместо этого получил степень магистра образования. «Все восходит к тому опыту в Аризоне, – убежден Боб. – Время от времени мы ходим на игру и смотрим, как играют другие. Он скажет: „Эй, папа, я был так же хорош, как этот парень, а?“ „Да, конечно“, – отвечу я».

Позже Рори женился на глухой женщине в пятом поколении. Он отключил имплантат и никогда больше не использовал его; он сказал, что из-за него он чувствовал себя «уткой в мире цыплят». Мир глухих стал его домом. Сейчас Рори учит глухих детей в пятом и шестом классах. Он бросил бейсбол, но тренирует команду глухих, которая дошла до чемпионского уровня, и стал фанатичным велосипедистом. Он переписал программу обучения глухих в Калифорнии. «Он сказал мне, что немного помнит о звуке, – вспоминал Боб. – Но это не очень яркое воспоминание». Рори выступает против того, чтобы родители ставили имплантаты своим маленьким детям: «Что касается детского кохлеарного имплантата, его нельзя разрешать, поскольку он игнорирует право ребенка на выбор».

Боб так сказал о своем решении: «Я сделал то, что считал правильным. У меня не было большой философской дискуссии между глухими и слышащими, потому что я понятия не имел об этом». Рори понимает, почему его родители приняли такое решение, а Боб понимает, почему его сын отказался от имплантата. «Когда он был в звуковой среде, он распознавал около 90 % звука, – говорил Боб. – Это звучит так, как будто бы это много, но если вы действительно заботитесь о людях, – а он очень чуткий парень, – тогда вы хотите получить все. Я полностью принимаю и уважаю то, кем он является и чего он хочет. Я говорил людям, что у меня есть один глухой сын и трое, которые меня не слушают. Эгоистично, но я бы хотел, чтобы он мог петь и играть на гитаре со мной, а он хотел бы, чтобы я бегло говорил на жестовом языке».

Я задавался вопросом, должен ли ребенок всегда побеждать в этих спорах, есть ли какой-то сценарий, когда родители всегда должны быть на высоте, а дети – просто быть. Боб Осбринк казался более гордым и меланхоличным, чем многие другие люди, с которыми я беседовал. Рори потерял слух в три года, а три года – большой срок в жизни родителей и ребенка. Я задавался вопросом, не связана ли задумчивость Боба с тем, что он потерял глубокую связь со своим сыном не один раз, а дважды: сначала в музыке, а затем в спорте. «Меня задело, что я много упустил, например, то, что я не заметил, что он вел себя так, как будто бы понял, а на самом деле не понимал, – сказал Боб. – Он смеялся, когда все смеялись, но не понимал, в чем заключалась шутка. Мне грустно, что ему пришлось пройти через все, что он пережил. Часть меня всегда будет грустить. Но я не думаю, что он грустит, и уж точно не из-за того, какой он».

Специалист по биоэтике Тереза Бланкмейер Берк подчеркивает: «Редко можно горевать о том, чего у тебя не было. Возьмем в качестве аналогии пол. Женщина может задаться вопросом, каково это – быть мужчиной, или наоборот; тем не менее, это любопытство вряд ли может быть выражено в терминах потерь»[262]. Паула Гарфилд, художественный руководитель лондонской труппы Deafinito Theatre, и ее партнер, Томато Личи, были в восторге, когда узнали, что их дочь глухая, потому что это дало ей «пропуск в богатую и разнообразную культуру»[263]. Принято считать, что глухие дети – это в первую очередь дети, которым чего-то не хватает: им не хватает слуха. Культура глухих чувствует, что в них что-то есть: они принадлежат к красивой культуре. Слышащие родители сталкиваются с собственной дихотомией: есть ли у них глухой ребенок или у них нет слышащего?