— Тод? — спросил я.

Старик обернулся, прищурился и кивнул.

— Особая диета?

Тод хохотнул и улыбнулся, обнажив вставные зубы:

— Особый вид рака. Правда, это было давно, и теперь уже никто не помнит меня толстым. А ты кто такой?

Я протянул руку и подождал, пока старик пожмет ее.

— Камерон Баррин — мой дед.

— Ты же не... — резко отдернул он руку.

Я отрицательно покачал головой прежде, чем он успел закончить:

— Я тот самый незаконнорожденный, Тод. Догерон Келли. Бегал со всякими поручениями для тебя, когда удавалось улизнуть из поместья.

Неожиданно улыбка расплылась по всему лицу Тода, и он снова ухватился за мою руку.

— Черт возьми, мальчик мой! Конечно же я тебя помню. Тебя и того пацаненка Полаков, с которым вы дрались за право поработать на пикниках. Я поставил на победителя пять баксов.

— Этот Полак вполне мог побить меня, — сказал я.

— Да, но выиграл-то ты. — Он снова засмеялся и налил себе еще пива. — Знаешь, я и на Полака поставил пятерку.

— Вот неудача.

— Моя вина. Надо было помнить, что ты сын своего отца.

Пиво застряло у меня в горле на полпути к желудку.

— Ты знал его? — закашлялся я.

— Ясное дело. И его, и твою мать. Но это было еще до того, как начались неприятности. Вот это был ирландец! Настоящий сорвиголова. Бывало, встречался с твоей матерью прямо здесь, наверху. О, никто об этом и не подозревал. Ни об этом, ни о чем другом. Она любила петь в нашем заведении, а старина Барни подыгрывал ей на пианино. — Тод остановился на минутку и искоса поглядел на меня. — Я же не наболтал ничего лишнего, так ведь? Иногда мы, старики...

— Брось, Тод. Правда, я не знал об этом, но очень рад, что ты рассказал мне. Я просто счастлив услышать, что у моей матери было достаточно куража и смелости, чтобы сбегать из своего стада, когда представлялась такая возможность.

— Оба умерли, так ведь?

— Угу.

— Жаль. Теперь все не так, как раньше. А ты зачем вернулся?

— Так, взглянуть на город моего детства.

— Да тут и поглядеть-то теперь не на что. Разве только на нее, — с улыбкой кивнул он в сторону Шарон. — Это твоя дочь?

Шарон аж пивом поперхнулась и потянулась за бумажной салфеткой, чтобы вытереть подбородок. А потом притворно закатила глаза и с чувством произнесла:

— Господи помилуй!

— Мы даже не женаты, — объяснил я Тоду.

— Небольшой загул, полагаю, — подмигнул старик.

— Не-а. Ты сам только что указал мне на мое место, Тод. Лучше уж я поищу кого-нибудь своего возраста.

— Не решай за меня, — быстро проговорила Шарон. — После Нью-Йорка мне все это начинает нравиться.

— Хорошо, что она мне никакая не дочь, — сказал я.

— Да уж, а то это был бы самый настоящий инцест.

— Я вовсе не это имел в виду, — толкнул я ее локтем, а Тод засмеялся:

— Что до меня, мне теперь недоступны подобные развлечения. Знаешь, я даже рад, что старые посадочные огни потухли. Теперь женщина для меня всего лишь существо, которое вместо того, чтобы посещать мужскую уборную, посещает женскую.

Бармен прикончил свое пиво, заново наполнил все три стакана и поставил их на стойку. Но на этот раз денег он брать не стал.

— Ты так и не сказал мне, каким ветром тебя сюда занесло. Не просто ведь поглазеть приехал, разве я не прав?

— Ну, в каком-то смысле это так. Посмотреть, послушать. Мне нужна кое-какая информация.

Тод сложил руки на стойке бара и понимающе кивнул:

— Ясно. Да, были времена, когда у нас можно было узнать обо всем на свете. Ну а теперь все переменилось, но и сейчас мне время от времени удается кое-что разнюхать.

— Как насчет «Баррин индастриз»?

— Провалилась к чертовой бабушке. На ладан дышит. Работает меньше чем вполсилы. Если им понадобится рабочая сила, придется попотеть, чтобы найти людей, а то и из-за границы выписывать. В округе молодежи — кот наплакал.

— А Макмиллан? Он что?

— Сказал тоже! Именно он и переманил их всех, вывез отсюда на свою фабрику в Абердине и на завод электроники в пригороде Мадрида. Даже выкупил у них большую часть их собственности, чтобы они могли переселиться.

— Наверное, просто объединяет участки, и все по направлению к воде.

— Точно. Но кому какое до этого дело?

— Макмиллану, — сказал я. — Он знает, что делает.

Тод снова пожал плечами и развел руками:

— Они были рады-радешеньки убраться отсюда. Может, и до сих пор радуются. Никаких улучшений в городе нет и не предвидится.

— А о моих кузенах что говорят?

— О Деннисоне с Алом? Этих двух жертвах аборта? Только и делают, что прожигают жизнь на вечеринках в загородном клубе. Отбросы общества, ну ты сам знаешь. Есть у меня племянница, которая работает там официанткой и рассказывает обо всем, что происходит.

— Устраивают оргии?

— Эти монахи? Треплются и шепчутся у всех за спиной. Половина парней ходит туда только потому, что их жены заставляют. Обсуждают гольф у стойки бара и напиваются. Совсем не то, что бывало у нас в старые добрые времена.

— Хочешь сказать, что Ал и Денни — пьяницы?

— Что ты! Да они хуже старых дев! Что они могут, когда свора родичей наблюдает за ними во все глаза, да еще сестренки висят на шее? Только и могут, что языками трепать. Этот Денни однажды ущипнул мою племянницу за задницу... извините, мэм... а Ал, так тот хотел срезать дорожку, когда подвозил в город одну леди после развлекательной программы в клубе, и в итоге въехал в канаву у реки. Бенни Сачс как раз был в ночном патруле, вот и вытащил их. У старины Ала вся морда была исцарапана, но он заверял, что поцарапался о кусты. А дамочка, так та молчала, вообще ни слова не произнесла. Ну, позубоскалили мы немного по этому поводу, да и забыли. — Тод снова надтреснуто захихикал и задумчиво подпер подбородок. — Мне до сих пор кажется, что он хотел ее поиметь. Надо быть слепым на оба глаза, чтобы не заметить эту канаву при полной луне.

— Подход — ни к черту.

— А что, у тебя лучше? — спросила Шарон.

— Сама увидишь.

— Ох, дети, дети! — пробормотал старый бармен.

Я допил пиво и отодвинул стул:

— А где живет эта твоя племянница?

— Там, на холме. В белом домике на самой вершине, — хитро прищурился он. — Хочешь повесить что-нибудь на своих любимых братцев?

— До страсти желаю заполучить на них какой-нибудь компромат.