— О, в этом деле я мастак. Память пока не отказала, и то слава богу.

— Помните взрыв в лаборатории на фабрике?

Улыбка исчезла с его лица, и усы повисли.

— Все, что было до и после, а сам взрыв — нет. — Он снял очки и почесал голову. — Но, полагаю, взрыв — не то событие, которое полагается помнить, если ты оказался в эпицентре.

— Однажды вы сказали, что причиной удара по голове явился вовсе не взрыв.

Старик взял графин, подлил вина нам в стаканы, и себя тоже не обидел.

— Правда?

— Хорошее вино, — похвалил я.

Неожиданно глаза потеряли свою водянистость, и взгляд стал острым и пронизывающим.

— Знаешь, сынок, есть в тебе что-то от старого Кама. Он тоже был пронырой. Хитрый такой, ловкий. Иногда напоминал мне змею, а иногда — ну чисто кот, спрячет когти и мурчит, а сам — о-го-го! Держи ухо востро, а то бед не оберешься. Вот остальным ничего от него не перешло.

— Я его единственный прямой родственник, — сказал я и добавил: — А может, кривой. Никто не звонил в колокола, когда я появился на свет.

— Это точно, — хрюкнул Крамер. — Не любил он, когда его оставляли в дураках.

— Так как насчет взрыва?

— Вот видишь? Прямо как Кам. Ни за что от своего не отступится, — обратился он к Шарон. Старик снова отхлебнул вина и подержал его во рту, пытаясь ощутить полный букет. — Взрыв, — выдал он наконец, — должно быть, произошел сразу после полуночи. Я как раз работал над проблемой нагрева алюминиевого сплава. Услышал какой-то шум и пошел осмотреться. Тогда и получил удар по голове. Очнулся только в госпитале.

— Повезло еще, что жив остался.

— Убей, не понимаю, как я вылез оттуда. Говорят, меня нашли у входной двери, но что-то не припомню, чтобы я шел туда или полз, абсолютно ничего такого.

— Вы говорили, что незадолго до этого видели автомобиль Ала.

— Может, и видел, а может, и нет. Примерно минут за десять до этого я спустился вниз, на склад, за припоем. Мне показалось, что я слышу шум мотора, а когда выглянул, то увидел двухтонный седан, как две капли воды похожий на автомобиль Ала. Он приезжал время от времени полистать кое-какие записи, вот я и не придал этому никакого значения. Это же его собственность, правда, так какого черта я должен был волноваться?

— В определенном смысле, да.

— Поэтому я взял припой и отправился работать.

— И это все?

Крамер кивнул, но пальцы его продолжали задумчиво теребить усы.

— А что могло взорваться?

— Я все ждал, когда ты спросишь, — сказал он. — Ничего. Это я так думаю, но я ведь не химик. Может, эта кислота все-таки бабахнула.

— Кое-кто высказывал теории насчет попытки грабежа.

— Было такое. Взрыв произошел как раз у той стены, где находился сейф.

— Что-нибудь ценное?

Старик в очередной раз весьма выразительно пожал плечами:

— Зависит от того, считать ли ценностью четыреста долларов мелочью и старые бумаги. Да этот старый сейф и не закрывался толком. Какое-то время мы даже использовали его вместо склада. Это сейчас там лаборатория, а до того, как Кам построил новое крыло, на ее месте был головной офис, вот сейф и сохранился с тех времен. А так, зачем он нам? Касса и прочие ценности хранятся в подвале в новом здании.

— И братец Ал снова вышел сухим из воды.

— Насколько я понял, не очень-то он тебе по душе.

— Тупоголовый урод.

— Повтори еще разок, душу греет, — согласился со мной Крамер. — Да, в тот раз он сумел отмазаться. Якобы всю ночь провел с Деннисоном. Вот мне и пришлось заткнуться. А что я мог доказать? Это же не «кадиллак» и даже не та заграничная машинюшка, на которой он все время гонял. У пары ребят на заводе тоже были седаны, точь-в-точь как у Ала.

— Но вы до сих пор считаете, что это все-таки был Ал, — констатировал я.

— Сынок, если уж что взбрело в голову старику, то, поверь, выбить это оттуда уже невозможно, даже если идея бредовая. Старость — странная штука.

— Ясно.

— Кстати, не скажете, откуда такой интерес к столь древней истории?

— Да так, простое любопытство, — сказал я.

— Оно убило кошку.

— Если вы правы, то оно может убить и малыша Альфреда.

— А тебе бы этого очень хотелось?

— Почему бы и нет? Ведь пытался он в свое время убить меня.

Шарон отставила стакан и поглядела на меня:

— Видать, и ты, друг мой, стареешь. Из твоей башки тоже ничем не вышибить бредовые идеи.

Стэнли Крамер улыбнулся от души и снова почесал голову.

— На твоем месте я вбил бы себе в голову пару идей насчет этой милой юной леди и не стал бы задумываться о прошлом.

— Может, вы и правы, — сказал я. — Пошли, милая юная леди.

Он был старым и затхлым, полевые зверюшки прочно обосновались вокруг и построили свои гнездышки из обивки кресел и диванов. Сквозь разбитые окна пробивался лунный свет, а шелковистая паутина, свисавшая с потолка, придавала месту странный, какой-то пушистый вид.

Она попросила меня снова поехать туда, но на этот раз захотела войти внутрь. Единственным освещением оказалась пара старинных фонарей «молния», которые она откопала где-то в кабинете. Свет от них шел мягкий, неясный, но его вполне хватало, чтобы разглядеть мокрые полоски у нее под глазами. Девушка долго бродила среди старой мебели и трогала ее руками.

Старый дом располагался слишком далеко от города и слишком хорошо прятался в окружающей растительности, именно этот факт и уберег его от вандализма детишек, да и бродягам он совершенно не подходил. Любовники сюда тоже не добрались, все по тем же причинам. Раза два мы спугнули летучих мышей, вокруг кто-то шуршал и скребся в темноте.

— У нас всегда были мыши, — сказала она. — Я не разрешала папе ставить на них ловушки. Он не знал, конечно, но я даже оставляла на кухонном полу объедки, чтобы они могли вволю наесться.

Я молча слушал ее сбивчивый рассказ о давно минувших днях, когда она бегала здесь с хвостиками и в фартуке и когда папа катал ее на санках. Потом она остановилась перед лестницей на верхний этаж, поколебалась немного и начала подниматься. На втором этаже располагались три комнаты. Дверь в самую маленькую оказалась открытой, и ножная швейная машинка с неуклюжим стулом, казалось, терпеливо ожидали свою швею.

Шарон открыла среднюю дверь и вытянула вперед руку с лампой.

— Комната моих мамы с папой, — сказала она.

Я подошел поближе и заглянул ей через плечо. Ветер и дождь из разбитого окна выцветали матрац и разбросали по всему полу покрывала. Полки обоих комодов покорежились, зеркала помутнели и едва отражали наши силуэты.