Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — Вера хлопнула ладонью по журнальному столику, — "Инкит" — это банально. На шоссе меж Пицундой и Гаграми — кафе. А при нем пруд. В нем разводят форелей, и меня к ним мой аппетит зовет. Вместе с тобой.
Доводов против я не нашел. За проходной правдинско- го Дома отдыха мы поймали машину и прикатили к кафе у воды. Усатый джигит там преподнес нам барахтающихся в сетке живых форелей:
— Каких экземпляров будем зажаривать?
Пока рыба готовилась, мы умяли овощные салаты, запивая их сухим красным вином. Под форель пришлось за- казать еще бутылочку. И когда я эвакуировал Веру из кафе, ее покачивало.
Шоссе было пусто. Мы не остановились в ожидании попутной машины, а, обнявшись, медленно поплелись в сторону Пицунды. И Вера вдруг слегка впилась ногтями мне в бок:
— Благородный кормилец, вон там видишь — мандариновая роща. Если ты меня туда донесешь, то я сделаюсь нежной-нежной и тебе это надолго запомнится.
Я подхватил Веру на руки. Пересек с ней шоссе и внес в сень рощи. Далее — ласки. Голыми нас разбудили — шум воды и прохлада спадавших на наши телеса брызг — в мандариновой роще включили орошение.
Вера сразу очухалась, вскочила и пустилась в пляс под сверкающими на солнце струями у деревьев. Когда я на первой попавшейся машине доставил ее с довольством на лице к Дому писателей, она пригласила меня в свой номер. В нем я чуть опешил: ну-ну, вот у Веры просторная гостиная со всей мыслимой мебелью и посудой, вот — с огромной кроватью спальня, превышающая по площади весь мой номер в правдинском Доме отдыха.
Вера переоделась. Сменила блузку на майку, длинную юбку — на короткую и проговорила:
— Все, идем загорать на нудистский пляж.
Я, как недавно она мне, показал ей кукиш:
— Ищи другого спутника.
— Вы, товарищ лауреат-журналист, — Вера взлохматила мне волосы, — находитесь в плену устаревших представлений о благопристойности. Три года назад наряд милиции Пицунды, радея о нравственности, нагрянул на наш дикий пляж и велел всем нудистам погрузиться в автофургон. Среди них был и Юлиан Семенов — автор любимых народом киносценариев про "Семнадцать мгновений весны", про майора Вихря и полковников с генералами из главных милицейских контор и КГБ. Знаменитый писатель возмутился насилию:
— Как вы смеете?! Я — Юлиан Семенов.
— Иды, иды, Семен голозадый, — подтолкнул милиционер-абхаз Юлиана Семеновича в автофургон.
В отделении милиции при составлении протокола об административном задержании Семенов назвал фамилии министров МВД Абхазии и Грузии и потребовал связаться с ними. Громыхнул гром. Юлиана Семенова с почтительными извинениями на авто с мигалкой и сиреной возвратили в Дом писателей. И с тех пор пицундская милиция — на нудистский пляж ни ногой. Поэтому туда, мой зайчик, ты спокойно можешь меня сопроводить. Никто тебя за это на партийном собрании в твоей "Правде" не взгреет.
— Вера, — злость меня вдруг разобрала, — по корням я крестьянин из лесов Брянщины и никакой не зайчик. Мой товарищ — серый брянский волк. И в наших лесах не принято прилюдно показывать свои пиписки и глазеть на чужие.
— Ладно, — снова звякнула металлом в голосе Вера, — вольному воля, спасенному рай. Ты свободен. Можешь уматываться. А я жажду солнца. Много солнца, и меня, наверное, Надя на нашем пляже заждалась.
Сыграть вечером с Юрой в теннис мне не пришлось. Он, как узнал я от него вечером в столовой, сутки почти провел с Надей. Сначала под луной на море, потом в ее номере и затем на нудистском пляже, где к ним присоединилась покинувшая меня Вера. Втроем они там за вином из бездонной Юриной сумки зависли до ужина.
Уминая с аппетитом котлету, Юра меня уведомил:
— Да, я с девчонками — и с Надей, и с Верой — договорился: они после 21.00 придут к нам в наш бар. Угощенье сегодня — за мной.
Согласие Веры на новую встречу я воспринял как ее извинение за отвешенную ею мне грубоватую фразу: можешь уматываться. Но не тут-то было.
Они ступили в бар: Надя — веселая, Вера — надутая. Надя, поцеловав меня в щеку, опустилась напротив, Вера с жестким блеском в глазах села рядом, не поворотив головы в мою сторону. Я, оказывается, был чем-то перед ней виноват.
Юра мигом доставил за наш столик стопки с коньяком, чашки с кофе и тостом разразился:
— Всего у нас у всех вдосталь, и надо лишь, чтоб иногда нам удача спадала с небес. Ура, вздрогнем!
Вера не выпила весь налитый коньяк, как сделали мы трое, а лишь чуть отпила из стопки:
— Я не буду здесь наклюкиваться. Меня тянет в бар курорта "Пицунда" — там музыка отличная. Поехали туда.
— Мысль правильная, — подала голос Надя.
— Я — за, — поднял руку Юра.
— А я — против, — вырвалось у меня.
Вера наконец-то почтила презренную мою личность своим взглядом:
— Ты недоволен нашей компанией?
Я задал ей встречный вопрос:
— Ты кто по профессии?.
— Я — преподаватель Московской государственной консерватории.
— А вечная твоя профессия от рождения — руководитель. Я же по природе не пригоден исполнять взбалмошные начальственные установки. И вообще, мне сегодня после бара по душе — плавать в ночном море.
— Ну и плавай на здоровье.
Вера встала из-за стола и обратилась к Юре и Наде:
— Если вы — не со мной, я еду одна.
Они втроем уехали.
Утром я не обнаружил Юру с матрасом ни на прав- динском, ни на писательском пляжах. Дрыхнул ли он после бурной ночи или уже жарился с Надей и Верой на пляже нудистском — оставалось гадать.
Отобедав, я вышел из столовой в холл и с удивлением углядел сидящую в одном из кресел Веру. Она поднялась и шагнула мне навстречу:
— Юра сказал, что у тебя сегодня последний день на курорте. Так?
— Да.
— А у нас с Надей еще понедельник, вторник, среда…
Вера взяла меня под руку и прильнула губами к моему уху:
— Есть идея. Поедем сейчас вместе на рынок в Пицунду и купим вкусной еды, хорошего вина и чачи. А вечером накроем стол в гостиной моего номера, позовем Надю с Юрой и отметим твой отъезд. Ты своим не в меру упрямством меня огорчал, но и было мне с тобой приятно. Поэтому нам надо расстаться по-доброму. Ну, согласись…
Я обнял Веру и тихонько похлопал ее пониже спины:
— Сударыня-руководитель, эта твоя директива не вызывает никаких возражений.
Мои проводы прошли весело.
Сразу по возвращению в Москву меня командировали в Элисту — на празднование 550-летия главной калмыцкой книги — "Джангара". Юбилей народного эпоса собрал калмыков со всего света. Все на юбилее было любопытно, и события-разговоры пролетевшего отпуска мне вспоминались очень редко.