- Да выслушай же ты меня! – снова сорвался он на крик.

- Хорошо. Прости… - она вдруг низко опустила голову. – Я опять все делаю не так и все порчу, да?

Господи, да что же такое… Они - что, совсем не умеют говорить, только спорить и кричать? Или это он – не умеет?!

- Ло, послушай… - он протянул руки и обнял ее лицо, поднимая. – Это же я… Я испортил наш первый раз. Я уснул, когда ты говорила мне о своей любви. Дай мне хотя бы одно дело сделать правильно!

Она медленно опустила и снова подняла свои длинные черные ресницы. Его пальцы пришли в движение, огладили скулы, виски.

- У меня такая работа… Я буду часто в разъездах. Я ничего не могу с этим поделать, к сожалению. Но я обещаю тебе, что мои мысли будут всегда с тобой. И что каждую возможную секунду я буду проводить с тобой. С тобой и с нашими детьми.

- К-к-какими детьми?! – сначала она снова моргнула от неожиданности. А потом стала заикаться.

- Которыми ты вполне могла осчастливить нас сегодня, - безмятежно ответил Фёдор. Его давешнее отчаяние от бессилия все объяснить вдруг разом куда-то делось. Наверное, причиной стал ее распахнутый до неба и потрясенный взгляд. И ему мгновенно сделалось легко. – Когда ты… меня… хм… Хочешь пирожок?

Она смотрела на него, приоткрыв рот. Вложить ей туда панцеротти, что ли?

- Кстати, - продолжил Фёдор, поскольку Лола так и не ответила ему. – Пообещай мне одну вещь.

- К-к-какую?! – продолжала заикаться она.

- У наших детей не будет тройной фамилии. Дягилев-Ингер-Кузьменко – это уже перебор, согласись?

- Федька! – у него мгновенно расползлись в широкой улыбке губы. Так его никто не называл уже миллион лет. Теодор, Тео, на крайний случай – Фёдор. А Федькой последним его называл, наверное, дед. А бабушка – Феденькой. Ему нравятся оба эти обращения. – Феденька… Ты что… Ты вообще о чем говоришь? – взгляд у Лолы стал совершенно беспомощный.

- Это я так говорю, что люблю тебя. И прошу стать моей женой. Так ты хочешь пирожок?

- Федя!

Он рассмеялся и крепко-крепко обнял Лолу. А она ткнулась носом в его грудь и смешно и счастливо сопела ему туда.

- Ты ответишь мне? – Фёдор отвел от женского уха темную и по-прежнему спутанную прядь. – Я бы хотел услышать «да», - подсказал он.

- Ладно, пусть будет «да». - Лола подняла голову. – Да, я хочу, где он там, этот пирожок?

- Ло, прекрати меня мучить!

Она подняла руку и медленно провела по его заросшей щеке.

- Ты что, в самом деле, думаешь, что я могу дать какой-то другой ответ? – она завороженно гладила его лицо самыми кончиками пальцев. – Конечно, да. Я буду твоей женой. Я готова на все, чтобы быть с тобой. Я бы и любовницей твоей быть согласилась. Я бы согласилась на все, что ты предложишь.

- Вот еще! – счастливо возмутился Фёдор. – Я признаю только законный брак!

- Как скажешь, любимый, - она так же счастливо прижалась щекой к его груди. – Ну, я заслужила пирожок?

Одеяло упало именно в тот момент, когда Фёдор потянулся за пирожком. И поэтому – а, может, по иной причине – остывшие пирожки и такой же остывший кофе составили их трапезу спустя некоторое, скажем откровенно, довольно продолжительное время.

***

Женские пальцы медленно скользят по мужской груди, зарываются в густые темные волосы – и замирают. Так и не коснувшись края золотой цепочки. Лола смотрит завороженно – на широкую, мощную, уже медленно вздымающуюся грудь. И на лежащую на ней тяжелую цепочку.

Она задаст этот вопрос. Потому что он вдруг почему-то стал очень важным. И она все-таки касается самыми кончиками пальцев тусклого золота.

- Федь, как ты думаешь, я бы ей понравилась?

Его ресницы дрогнули, приподнимаясь. Взгляд зеленых глаз был мягкий. Так же мягки и касания его пальцев к ее спине.

- Моя мать очень любила ярких, талантливых людей. Думаю, она меня бы сама привела за руку к твоим ногам - если бы я слишком долго думал.

Это было весьма мало похоже на правду. Но Лоле очень хотелось поверить.

- Правда?

- Истинная. Ты бы очень понравилась моей матери. И отцу тоже.

***

- Федя, ты хочешь есть?

- Лола!

- Что – Лола? Синьор Кавальери велел мне вернуть тебя завтра в целости и сохранности и в прекрасном расположении духа.

- Я в прекрасном расположении духа.

- Не голодный?

- Нет.

- Горло не болит?

- А у тебя?

- При чем тут мое горло?

- А вот я тебе сейчас покажу…

***

- Так это про этот хвост говорил синьор Кавальери?

- Какой еще хвост?

- Он мне велел следить. Чтобы у тебя не отваливался хвост. По-моему он весьма… надежно держится.

От взрыва его хохота она чуть не оглохла.

***

- Господи, как же я не хочу никуда уходить…

- Надо, Федя, надо.

Они провели весь день в постели. Занимались любовью, проваливались в легкий неглубокий сон - точнее, спал Фёдор. А Лола в это время корректировала свои наброски. Потом он просыпался, они снова занимались любовью. Ели. Принимали ванну вдвоем. И снова любили друг друга.

Но этот прекрасный день все же закончился. Спали они, крепко обнявшись. И утром Фёдор наконец-то проснулся первым и долго смотрел на свою спящую любимую. И был совместный душ, и ласковый неспешный утренний секс там, и невероятно вкусный завтрак.

И вот уже пора собираться в театр.

- Какие у тебя планы? – Фёдор смотрит, как Лола примеряет заказанную в интернет-магазине одежду – о том, что ей нечего надеть, они сообразили только сегодня утром. А весь вчерашний день она провела либо в его футболке, либо без одежды вовсе.

- Меня ждет Гвидо, нам нужно решить вопросы по офису, бумаг кучу подписать и вообще… - она передёрнула плечами.

- Если возникнут какие-то проблемы – ты мне скажешь, - это не вопрос, это утверждение.

- Да, синьор Дягилев, всенепременно.

Он любуется на проказливую ямочку на ее щеке. Потом переводит взгляд на кипу листов на столике.

- Это очень красиво.

- Я знаю.

- Скромность – это не про тебя.

- И не про тебя.