жизнь? Я смотрел, да. Потрясающий матч. Вы красавцы с Шу! Нет, мы подстроимся, не переживай. Спасибо, бро. Ага, пока.

***

- Да быть такого не может! – Лев Аркадьевич Кузьменко методично разливал темное пиво по высоким бокалам. Полюбовался крепкой кремовой пеной. – Не выдумывай, Ло. Быть такого не может, что Фёдор откажется от пива. Так ведь, Фёдор?

- Да, я собственно…

- Фёдор не будет пить пиво, - Лола забирает поставленный перед Фёдором бокал себе.

- Нет, вы посмотрите на нее! – Лев уставился на дочь с нарочитым изумлением. – Еще не жена, а уже командует!

- Да я правда не… - снова попытался вставить слово в диалог экспрессивных Кузьменко и Ингер Фёдор.

- Ему нельзя пиво!

- Это почему нельзя?

- Ты сам это сообразишь, если подумаешь хотя бы минуту, - прекращает спор Дина. Ставит перед мужем два винных бокала. – Мы с Фёдором будем пить вино, а вы с Лолой – если так хотите – пиво. У тебя мясо не горит?

- Не горит, - буркнул Лев, оборачиваясь к мангалу. А потом принялся наливать вино, ворча при этом: - Куда катится этот мир? Грубый век, грубые нравы, романтизьма нет…

Два винных и два пивных бокала сомкнулись над щедрым столом.

- Ну что, добро пожаловать в прайд, Тео…

***

- Тот, кто пригласил эту женщину заниматься костюмами – гений!

- Это же вы, Энрико!

- Ах, да, точно! - режиссер поцеловал сначала свои пальцы, а затем запечатлел пылкий поцелуй на руке Лолы. - Что за женщина, что за женщина! Фёдор, вы не ревнивы?

- Нет.

- Он врет! – раздался выкрик из оркестра.

Фёдор подошел к краю оркестровой ямы.

- Я ведь могу царский посох к вам уронить. Нечаянно.

- Нет, но вы послушайте, - режиссер вцепился в руку Фёдора мертвой хваткой. – Вот скажите, почему хор, - Кавальери махнул рукой в сторону стоящих большой группой хористов, - почему хор всегда знает, в какой одежде ему выходить?

- А хор не должен знать?

- Ах, какой непонятливый! Пятьсот! Восемьдесят! Костюмов! А у нее, - Лолу удостоили еще одного поцелуя руки, - у нее все четко и точно - как в аптеке. Божественная, божественная женщина! И вообще, - Энрико раскинул руки. – Все прекрасно. Какие артисты! Какие солисты! Прямо как в Большом театре!

Дружно и слаженно - как и положено - расхохотался хор, ему вторили из оркестровой ямы.

- Энрико, это и есть Большой театр.

- Да? Тогда почему лавка для бояр стоит не на своем месте?!

В каждом режиссер есть тиран. Главное, чтобы и человек тоже был.

***

- Я в этом кафтане похож на Нео.

- Хочешь черные очки?

- Хочу гульфик.

- Обойдешься. Я не хвастаю тем, чем владею.

- А что – есть-таки чем хвастаться? – его крупные красивые губы дрогнули.

- Как же меня бесят твои улыбки!

- Почему?

- Потому что ты улыбаешься как наглый самодовольный кот!

- Я могу попробовать не улыбаться.

- Улыбайся. Я умру без твоих улыбок. Нет-нет, не лезь обниматься!

- Почему?!

- Потому что костюм весь на булавках! Стой смирно.

- О, женщины!

- Женщина. Привыкай к этой мысли. Одна женщина.

- Единственная.

***

Мир оперного театра принял Лолу так, будто давно ее ждал. И это было такое удивительное чувство… возвращения домой. В место, где ты никогда не был, но внутренне горячо и крепко верил, что это место где-то есть. Здесь Лола заново нашла, вернула себе ту детскую веру в сказку. В чудо.

***

- У меня никогда… никогда это не получится! Я не понимаю, как это делают! У меня ничего не получается!

Лола раздосадовано хлопнула по крышке рояля.

- Прекрати лупить инструмент, он ни в чем не виноват, - невозмутимо ответила Джульетта. – Так и быть, сделаем паузу, иди, съешь пирожное.

- Если я буду есть пирожное каждый раз, когда у меня у меня ничего не получается – я не влезу в свое свадебное платье.

- Тогда пой и не ной! – Джульетта была неумолима. – Это была твоя идея – спеть своему жениху любовную песню.

- Я лишь заикнулась, исключительно в виде гипотезы – и вы вцепились в меня мертвой хваткой! - Лола все же прошла к столу и, обреченно вздохнув, взяла пирожное.

- Но, согласись, это же очень красивая идея, - Джульетта последовала ее примеру. Но, в отличие от Лолы, она ела пирожное с наслаждением, а не с остервенением, будто кусала врага. – Ты споешь ему любовную песню. Он придумает тебе свадебное платье.

- Надеюсь, Фёдор справляется со своей частью работы лучше, чем я, - пробормотала Лола, вытирая пальцы салфеткой.

- Можешь в этом не сомневаться. Ты доела? Тогда марш к роялю. И помни, что я тебе говорила – как должны петься звук «А» и звук «И», чтобы они проходили, не останавливались, не застревали в горле, не затыкались.

***

- Почему нельзя?!

- Потому! – Гвидо вскочил и заметался по мастерской. - Это нарушит все пропорции платья! И к тому же, Лоле такое совершенно не идет.

- Не может такого быть. Ей идет все.

- О господи, упрямее тебя нет человека! Вот, смотри! – Ди Мауро снова подсел за стол, взял лист бумаги и карандаш. Фёдор завороженно наблюдал, как вслед за легкими движениями карандаша на бумаге появляется красивый силуэт. Который тут же становится уродливым, когда Гвидо добавляет к нему то, что предложил Фёдор.

- Понимаешь?

- Вроде, - неуверенно пожал плечами Фёдор. Некоторое время он смотрел на рисунок, а потом взял в руки карандаш – но не решался рисовать рядом с творением Гвидо, а просто произнес свою очередную идею вслух: - А если вот так…

Дослушав, Ди Мауро схватился за голову.

- Надеюсь, у Лолы и Джульетты получается лучше!

***

Гвидо Ди Мауро дело свое знал. Да что там скромничать – древний римский род разродился, наконец-то, настоящим гением. Именно об этом думал Фёдор, когда смотрел на Лолу, выходящую на небольшую авансцену ресторана.

Заслуга Фёдора в платье, что сейчас украшало Лолу – или это Лола украшала платье – впрочем, неважно - заслуга эта была минимальной. Большинство его идей Гвидо отверг, но что-то – что-то, наверное, все-таки было и его, Фёдора – в этом шедевре из атласа цвета