Ни хера сама не дойдет. Ноги наверняка подгибаются. Если уж даже меня, привычного мужика, так одуренно ведет!

Да и хрен оторвусь я уже.

Только чуть отпустил, а внутри все уже реветь начинает. Будто ледяным ветром ошпарило без ее одуряющей горячей коже на моей груди!

– Пошли, маленькая.

Подхватыываю на руки.

К себе прижимаю.

Блядь, только бы аккуратнее с ней. Чтобы и правда ребра не раздробить. Ее же вжимать в себя со всей дурью хочется!

Только силу могу не рассчитать!

Что ж это, на хрен, такое?

Завел себе. Девчонку. С которой только и делать, что сдерживаться!

– Даже не думай!

Отрицательно мотаю головой, когда пытается выдернуть ноги, которыми обвиваю себе бедра.

Да. Хреновый вариант. Я знаю.

Потому что она абсолютно голая.

Вся на моей груди распластанная.

И каждый шаг грозит тем, что член разорвет на хрен штаны и вобьется прямо в ее промежность! И так уже дергается. Горит. Кровь такими мощными толчками гоняет, что прямо в мозг набатом лупит. Кувалдой.

Но, блядь, я на миллиметр уже отодвинуть ее не могу!

Чувствую, как головка о ее складочки трется.

С каждым движением упираюсь все сильнее.

И кайф ловлю запредельный от того, как она дрожит. Как ее глазки все шире и шире становятся.

Распахиваются для меня. Да, детка. Я большой.

Но и ты сейчас распахнешься. Вся. Полностью.

И примешь меня на максимум!

Сладкие твои всхлипы, девочка! Ох, сладкие!

Хватит. Посопротивлялась уже. Повыпендривалась. Побегала.

Теперь послушная.

Голову мне на грудь опускает. Обеими руками плечи обволакивает. И дрожит. Блядь, так дрожит, что во мне мотор гудеть до глухоты начинает!

– Эй. Я не понял?

Что это за на хрен мокрота на моей груди?

Облизать по дороге язычком решила?

Не похоже…

– Эй. Зеленоглазка. Ты что?

Вздергиваю подбородок. На себя смотреть заставляю.

А зеленоглазка моя… Все, на хрен, слезами обливается!

– Ты что, девочка?

Всхлипывает, одновременно цепляясь за мои плечи руками. И лицо спрятать на груди пытается…

– Эй. Он что? Он тебя обидел?!

Блядь.

Надо еще разобраться, как она к Гудимову попала!

Сразу же ярость закипает внутри.

Почему, если Ника его шлюхой оказалась, шаталась в клубе? Глазки мне строила? И по парку моему разгуливала с тем недоразумением?

Сомневаюсь я, что Гудимов такую свободу своим забавам сексуальным дает!

Мотает головой, продолжая обливать меня слезами.

– Ника!

Уже нависаю.

Доправляю до спальни, бросая на постель.

– Или ты меня? Боишься?

Блядь, судя по всему, так и есть!

Дрожит вся. Жмется к изголовью постели

– Не трясись.

Блядь. Такого еще не бывало! В моей постели? И реветь? Охренеть, ночка! Все с ней, с зеленоглазкой этой, не так!

– Успокойся, – накрываю одеялом. Заворачиваю так, что одни глаза торчать и остаются.

Всхлипывает. Но хоть Ниагарский поток остановился. И то хорошо.

– Я же не зверь, – бурчу, прижимая ее к себе сильнее. – Дичь с тобой никакую творить не собираюсь. Есть хочешь? Или выпить чего-нибудь?

Снова мотает головой, но я таки поднимаюсь. Принесу ей поесть. И чего-нибудь покрепче. Не терплю пьяных женщин. Но тут, видно, по-другому не обойтись!

– Давай, – буквально вливаю в нее стакан мартини, слушая, как стучит зубами по стеклу стакана. – И ешь давай. А после мне расскажешь все, что у тебя там в голове происходит!

Блядь.

Не женские исповеди я собирался этой ночью слушать! Точно нет!

Но я ж и правда. Не зверюга какая-то бешеная. Чтобы драть ревущую девчонку! На хрен оно мне надо!

– Ника.

Мое терпение уже далеко на исходе. Никогда еще не приходилось так сдерживаться! Это не говоря уже о том, что никогда еще так не срывало башню!

И так сегодня чуть лишнюю войну из-за нее не начал!

Внутри все кипит!

Но я вздыхаю.

Сквозь сжатые зубы. Выпуская воздух со свистом.

Несколько раз сжимаю и разжимаю кулаки, чтобы чуть охладиться.

– Давай, девочка.

Блядь.

Первый раз в жизни чуть не с ложечки кормить кого-то приходится!

Нет, ну с Давидом бывало. Да.

Брат младший. Несмышленый. Умел по молодости с бурлящей кровью в драку влезть. Против толпы.

Его не только из ложечки. Его и через трубочку кормить приходилось со сломанной челюстью! И еще от старшего нашего братца прятать! Это да. Тогда тоже дурака ушлепать хотелось. Со всей дури. Так добавить, чтоб на всю жизнь неповадно стало нарываться!

Но чтобы женщину… В собственной постели… И с гудящими яйцами!

Да, Арман. Ты дожился. До ручки.

– Давай. Ешь. И запивай. Да фигня это, ешь давай, – очень стараюсь не зарычать, когда она с ужасом округляет глаза и пытается отползти, вжимаясь прямо в дерево кровати.

И только из-за того, что мартини разлилось на простыню!

Блядь!

Да кто ж это так зашугал девчонку?!

– Ника. Это мелочи. Ерунда. Мы эту простынь выкинем, ну? Подумаешь! Ты сейчас все съешь, а потом мне все расскажешь. Кто обидел?

– Ладно. Давай так. Я лучше сейчас выйду. Только ты не сбегай. Даже не думай. Приходи в себя. С остальным разберемся.

Блядь. Это мне не нравится! Вот совсем!

Поначалу даже решил, что под дурью девчонка!

А нет. Перешуганная. Затравленная какая-то. До жути.

Даже те, кого наказать привозили в « Энигму» и то выглядели лучше.

Ярость внутри вскипает. Клокочет, как только выхожу из спальни, аккуратно прикрывая за собой дверь.

Какой это смертик мне такую ночь испортил?

– Ника?

Добрых полчаса меряю шагами коридор под спальней. Время ей даю. Словно добычу свою стерегу. Делами заняться, спуститься вниз как-то не выходит.

Рядом бы остался. Но мое присутствие ее явно пугает.

Офигеть.