Тайская пиццерия «Мандарин» работала круглосуточно и закрывалась только на шесть часов с четырех утра в ночь с воскресенья на понедельник; в десять утра в понедельник заведение опять открывалось. Понятное дело, уборки было выше крыши, собрать все дерьмо за неделю, но Мэта это не напрягало. Ему нравилось оставаться в пиццерии одному, и он всегда с удовольствием выходил в «мертвую» смену.

Слава Богу, что он устроился на ночную работу в Голливуде. Теперь ему не приходится сидеть дома и выслушивать постоянные вопли предков насчет его прически, одежды и музыки. Когда он возвращался домой, они уже спали, а когда он просыпался, их уже не было. И здесь ему доверяли. Ему доверяли ключи и кассу, доверяли ему запирать эту гребучую забегаловку. А предки не доверяют ему даже самостоятельно вынести мусор. Вечно стоят над душой и бдят. Блин, надо от них отделяться. Придется, конечно, впахивать на двух работах, да еще в школе к экзаменам надо готовиться, но зато не придется выслушивать, какой он «тупица и лодырь».

Мэт выключил везде свет, собрал все невостребованные пиццы — их было меньше обычного, а это значит, что сегодня у мусорных баков дежурит поменьше бродяг, — еще раз проверил, как заперта касса. Потом проверил переднюю дверь. Он, как всегда, выйдет через черный ход и выкинет пиццы по дороге к машине, припаркованной в двух кварталах. Он еще раз подергал ручку передней двери, чтобы убедиться, что дверь действительно заперта. Вчера ночью у них в переулке случилось убийство — какая-то жуткая расчлененка на сексуальной почве, — и хозяин пересрал не на шутку. Почему — черт его знает. Здесь каждый день кого-нибудь убивают, подумал Мэт. Ну, в смысле... сегодня ночью в Долине прибили какую-то попрошайку. Он по телику видел. Кошмар! Как будто ее пропустили через машинку для резки бумаги.

Он вышел на улицу и захлопнул заднюю дверь.

В переулке не было ни души. Из мусорных баков шел сладковатый запах гниющей пиццы. Странно. Обычно они не успевают загнить — их расхватывают мгновенно. И бомжей что-то не видно. Даже этого пьяного перца, папашки убитой девчонки, который обычно всегда валялся за мусоркой.

Было тихо. Ни звука. И темно, хоть глаз выколи — за исключением пятна желтого света из задней двери «Макдонаддса», который падал на заднюю стену, где какой-то кретин написал красной краской: «Недоумки из Солнечной Долины рулят». Вот уж действительно недоумки. Их район — в милях отсюда, чего бы им тут рулить. Хотя хрен его знает, подумал Мэт. Может, они набирают силу. В любом случае это опасный район — без базара. Если бы предки знали, где работает их драгоценный Мэтью, они бы давно уже обосрались из страха за дорогого сыночка.

Ни одного попрошайки. Странно. Обычно к этому часу они занимают позицию у мусорных баков. Как крысы-падальщики. Как вампиры.

Ну и хуй с ними, с бомжами, подумал он.

Но почему-то ему было не по себе. Может быть, из-за того репортажа про Джейни Родригес по телику, тоже телевизионщики молодцы — показали ее крупным планом. Обескровленное тело. Тот мудила, который ее прикончил, точно был извращенцем. Мэт невольно поежился. Если бы в переулке был хоть какой-нибудь звук — храп упившихся в хлам бомжей или гул генератора где-нибудь вдалеке! Но нет. Тишина. Мертвая тишина.

Он тихонько прошептал:

— Давайте, придурки, вот она — ваша пицца. Налетайте. Ну же, давайте. Понюхайте, как вкусно пахнет — папперони с анчоусами. Ням-ням-ням, объедение. Ну где вы все?

Тишина.

Мэт опять передернул плечами и поднял крышку мусорного бака.

И тут он услышал крик. Сперва он подумал, что это не человеческий крик — звук был больше похож на вой ветра на скале Малхолланд или в каньонах. Откуда он шел? Похоже, что прямо из бака. Блядь. Там кто-то был. Должно быть, какой-нибудь бомж залез в мусорку, чтобы укрыться от холода. Мир и вправду поганое место, подумал Мэт.

Ребенок. Ребенок, бля. Плачет, аж надрывается. Жалко, что нет фонарика — что там внутри, ни фига не разглядишь. Но взрослый не может так плакать. Похоже, что это молоденькая девчушка.

— Эй, — тихонько позвал он. — Все в порядке. Не бойся. Хочешь пиццу?

— Mierditas![59]Отстань от меня. — Да, точно, девочка. Мексиканский акцент. Но не такой, как на востоке Лос-Анджелеса. Может быть, как в Долине.

— Слушай, не напрягайся ты так.

— Отъебись.

— Блядь, — сказал Мэт. — Я понимаю, как тебе хреново. Но все нормально. Я тебе ничего не сделаю. Не изнасилую, не убью.

Ему совсем не хотелось шарить рукой в мусорном баке, но когда он протянул руку, что-то схватило его за запястье. Что-то липкое и холодное. Он попытался отдернуть руку, но держали его крепко. Он резко дернулся, и девушка поднялась на ноги, не выпуская его руки.

В слабом свете из задней двери «Макдоналдса» ее кожа была совершенно белой — как бумага. Такое впечатление, что у нее в лице не было ни кровинки. Темные волосы, мутный рассеянный взгляд. Такой взгляд бывает у слепых, погруженных в мир внутренней темноты.

— Ты что, болеешь или чего? Ты чего вообще делаешь здесь, на улице? Тебе здесь не место. — Может, она какая-нибудь малолетняя проститутка. Тогда где ее сутенер? Может, не стоит тут ей помогать. С этой публикой никогда не знаешь: то ли они тебе скажут спасибо, то ли морду набьют. Он огляделся по сторонам. — Ты что, из дома сбежала или чего?

— Ну, типа. — Несмотря на свою малокровную бледность, она была ничего — симпатичная. Мэт в жизни не видел такой бледной латиноски. Ее футболка была вся перепачкана кетчупом. Скорее всего она тоже из этих пиццерийных вампиров, которые ошиваются тут у мусорки каждую ночь. Ее лицо казалось ему смутно знакомым. Наверное, он ее видел раньше — тут же, у мусорки.

— У меня тут с собой пицца. Хотя тебя, наверное, уже тошнит от пиццы... но вот очень хорошая... авокадо, креветки, белый соус... вкусная, правда.

— Ну да, — тихо сказала девочка, — кушать хочется, да. Ты так... тепло пахнешь.

Ты так тепло пахнешь? И как это понимать? Блин, рука у нее холодная. И она его не отпускает — как вцепилась, так и держит. Она, должно быть, и вправду больна. Или закинулась чем-нибудь, и теперь у нее отходняк. Но ее не трясло, и она не потела. Она была не просто холодной. Холодной, как труп.

— Давай вылезай, — сказал он, осторожно поставил стопку пицц на асфальт и вытащил девочку из мусорки. Она была легкой, как перышко. — Ну и какого хрена ты тут забыла? Хочешь, я тебя отвезу — только скажи, куда.

— Я тоже могу тебя отвезти в одно место.

— Это что, приглашение? — Может быть, она все-таки шлюха. Нет уж, большое спасибо, только СПИДа мне и не хватало, подумал он. Тем более что она совсем малолетка. Лет четырнадцать или вроде того. Неполная средняя школа, етить-колотить. Совращение малолетних. Впрочем, и сам он еще сопляк — девятиклассник.

— Я могу сделать тебе хорошо. — Она улыбнулась. И вдруг стала такой... как будто ей тысяча лет. — Вот, потрогай меня.