читающий в газетах. Теперь Фриц каждую неделю пишет вымученные письма: «Как же я рад, господин Ведекинд, что мы увидимся». И начинает прилагать к письмам свои стихи и пьесы. Сын пошел в отца. Ведекинд вежливо отвечает. Но он ужасно боится встречи с сыном в своей мюнхенской квартире. Он пишет в дневнике: «Я так волнуюсь, что не могу запомнить свою роль». И вот 23 декабря Фриц действительно приезжает из Вены на поезде и звонит в дверь «господина Ведекинда». Но тот, как всегда, спит до полудня. Его жена Тилли развлекает гостя, сводные сестры Памела и Кадидья рассматривают его из своей комнаты. Фриц отвлекает Тилли от предрождественских хлопот, она отправляет его погулять по городу, по музеям, и выдает ему галстук из театрального реквизита. Ведекинд, проснувшись, устраивает жене скандал: зачем она дала его сыну галстук? Где-то в мире радуется Зигмунд Фрейд. А все остальные страдают. В какой-то момент сын в галстуке вернулся обратно. Кажется, они впятером отпраздновали Рождество. Дневники Франка и Тилли молчат об этом. От стыда.

Пауль Клее в Рождество едет из Мюнхена в Берн, к родителям. В своем дневнике он подробно описывает неразрешимую дилемму – привлекательность и опасность рождественского праздника в родном доме: «Понятно, что Рождество в родительском доме было радостным и благостным, оно и сейчас радостное и всегда будет благостное. С этим не поспоришь. Но есть и смутные сомнения. Страшновато. Я увидел ясные образы из детства».

Двадцать пятого декабря Д. Г. Лоуренс, наслаждающийся успехом своей книги «Сыновья и любовники» и близостью своей возлюбленной Фриды фон Рихтхофен, сидит в портовом баре в Генуе и записывает в дневнике: «Моя религия – убеждение в том, что плоть и кровь всякого человека умнее, чем его интеллект. Голова может ошибаться. А то, что чувствует кровь, то, что она хочет сказать, – всегда правда».

Граф Дракула порадовался бы. Его представитель на земле, будапештский востоковед, снабдивший Брэма Стокера всеми важными историческими подробностями о фигуре графа Дракулы, к сожалению, умер два месяца назад. В протоколе вскрытия следы от укусов на шее не упоминаются.

Двадцать шестого декабря в возрасте семидесяти одного года исчезает известный американский писатель Амброз Бирс. Причем он сопроводил свое исчезновение знаменитой фразой: «Я отправляюсь отсюда завтра в неизвестном направлении». Это был вечно чем-то недовольный американский публицист, острый на язык, вредный, резкий, знаменитый своим чернушным сарказмом. Его план состоит в том, сказал он однажды, чтобы критиковать всё, «в том числе все формы правления, основную часть законов и традиций, а также всю современную литературу без исключения». То есть когда он исчез, в Америке стало немного спокойнее. Сразу же возникли абсурдные теории, ведь он словно провалился сквозь землю на второй день Рождества 1913 года. Может быть, он погиб в хаосе мексиканской гражданской войны – некоторые считают, что именно такое впечатление он и хотел создать. Или его похитили инопланетяне? Или съели индейцы? Обсуждались всевозможные версии.

Но если почитать все его загадочные прощальные письма осени 1913 года, все горькие итоги его жизни, которые он разослал друзьям и врагам, то вполне можно допустить, что «неизвестное направление» было загробным миром, куда он отправился по собственной воле. Бирс на протяжении всей своей жизни был одержим идеей самоубийства, он даже как-то написал инструкцию по искусству суицида: «Бритва – надежный инструмент, но перед ее применением надо разобраться в месторасположении сонной артерии. Отведите на это хотя бы полчаса после работы». Двадцать шестого декабря 1913 года закончилась работа Амброза Бирса на земле.

Император Австро-Венгрии Франц Иосиф, правящий уже невероятно долго – шестьдесят пять лет, в первый день Рождества желает на обед венский шницель. И получает его.

Ужасно жалко, что пропал дневник ужасно болтливого Эриха Мюзама за 1913 год. Но в последнем номере его журнала «Каин», этого «рупора человечности» (Баадерштрассе, 1а) выходит его короткий текст – «Итоги 1913 года». Которые были, к сожалению, таковы: «Суеверные люди будут по праву вспоминать истекший год, чтобы доказать несчастливый характер числа 13. То, что творилось по всему миру под вывеской политики, было на самом деле насаждением холопства, жестокости и глупости. Для Европы 1913 год означает банкротство искусства управления государством. Они добились того, что страх войны привел к такому экономическому упадку во всех странах, который уже попахивает войной. Непрерывный рост армий во всех государствах рано или поздно приведет к катастрофе мировой войны». Есть еще вопросы?

Йоханнес Гейгер разрабатывает устройство, измеряющее отклонение альфа-лучей в материи, а также прибор для регистрации заряженных и незаряженных частиц, так называемый счетчик Гейгера.

Ослепительно непредсказуемый поэт-экспрессионист Альфред Лихтенштейн пишет стихотворение «Пророчество». И публикует его там, где полагалось публиковаться в 1913 году молодым и буйным поэтам – в «Die Aktion» Франца Пфемферта, берлинском журнале авангардистов, который раз в неделю читают уже семь тысяч человек. Кажется, что именно то, к чему Лихтенштейн так стремился в октябре, в своем стихотворении «Летняя свежесть», наконец-то наступает в декабре 1913-го: апокалипсис. Стихотворение Лихтенштейна – замечательная смесь Бенна, Брехта и Кестнера, но совершенно лихтенштейновская:

Вдруг придет – я верю знакам —

С севера дыханье смерти.

Пахнет трупами, бараком.

Всем погибель, всем, поверьте[33].

И дальше в том же духе: взрываются девушки, опрокидываются автобусы – так обстоят дела в этой фантазии о конце света. Лихтенштейн описывает именно то, что Людвиг Мейднер рисует в своих «Апокалиптических пейзажах». Первого октября Лихтенштейн поступил на год добровольцем во 2-й Баварский пехотный полк. Как оказалось, действительно на год: он погибнет 25 сентября 1914-го, ровно год спустя. Даже его поступление на службу оказалось пророчеством.

Первого января 1914 года официально истекает запрет на исполнение «Парсифаля» Рихарда Вагнера за пределами Байройта. Но театр «Лисео» в Барселоне не смог ждать так долго. Исполнение «Парсифаля» в Барселоне началось еще 31 декабря, за несколько секунд до полуночи. На Рамблас еще поджигали шнуры петард, когда музыканты исполнили первый такт и Рихард Вагнер вырвался на свободу.

Карл Штернгейм пишет 31 декабря пьесу «1913». Он замечает, что это был особенный год. В этот день он записывает девиз своей драмы: «Миру для спасения всегда не хватает самой малости».

Казимир Малевич с его черной и квадратной головой сидит за письменным столом, за окном идет густой снег, Малевич мерзнет. На столе лежит только что вышедший дебют Бориса Пастернака, сборник стихов с красивым названием «Близнец в тучах». Малевич пишет небольшой текст, который он озаглавил «1913 год», это итоги года. Речь в