Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Капитан крякает.
— Надо ж понимать, что тут время требуется. Я контакт установил, но давить и егозить не стану. Он сам должен ко мне интерес проявить, приблизить. Причём, я-то здесь вообще рискую. Если меня с ним заметут, не вы, а другой кто-нибудь, вы меня вытащите? Скажете, что я ваш осведомитель, агент под прикрытием? То-то и оно. Вы же сами на краю обрыва балансируете. Короче, дёргать меня не надо. Буду звонить раз в неделю или по мере поступления информации из автомата, а то скоро батю выпишут, он дома будет всё время. Далее. Вот так, как сегодня, палить меня тоже незачем. Додуматься в школу прийти, это ж нужно постараться. И вообще, хорош меня прессовать. Какого хрена?
Он молчит, покусывает ус и ничего не говорит. Потом долго и пристально смотрит в глаза и, наконец, встряхнув головой, говорит:
— Ладно, Брагин, сделаем вот как. Удивил ты меня, конечно, есть такое дело. Дёргать тебя не стану, если будешь отчитываться регулярно. Палить тоже не буду. Директрисе вашей сказал, что пару вопросов надо задать и всё. Ну, это не страшно, отмажешься.
— Вы имейте в виду, у меня репутация тихого ученика, не хулигана.
— Не буду я репутацию твою затрагивать, не бойся. Но, что касается дела, всё остаётся, как я и говорил. Достанешь Каху, разойдёмся. Не достанешь, значит будем воевать. И поверь, я тебя усажу. Ну, а если даже и нет, жизнь тебе испорчу. Хочу, чтобы мы оба понимали всё до конца и не оставляли недомолвок.
Ну вот что за натура у человека, вот обязательно надо ему удавку на шею накинуть, похоже, не может он без этого.
Физика завершается без моего участия. Звенит звонок и школа наполняется гамом и криками, весельем, в общем. В класс заглядывает та же училка.
— Анатолий Семёнович, — говорит она вкрадчивым голосом, — прошу прощения, но сейчас здесь урок будет.
— Да-да, Алла Никитична, мы как раз завершили. Спасибо за помощь. Больше уже не буду беспокоить ни вас, ни вашего ученика. Беседу мы провели, все вопросы разрешили, требования инструкции выполнили.
Я беру сумку, набрасываю её на плечо и двигаю к выхожу из класса. Куда теперь-то? Где расписание найти? Блин.
— Егор, — окликает меня училка. — У вашего класса сейчас здесь урок будет, так что можешь не выходить.
В дверь начинают заглядывать. Вроде наши.
— Ребята, погодите, — говорит Алла Никитична.
Когда дверь за капитаном закрывается, она обращается ко мне:
— Егор, Анатолий Семёнович мне рассказал, что у тебя случилось. Я знаю, ты был молодцом и повёл себя, как мужчина. Надеюсь, твой папа скоро поправится. Если тебе что-то понадобится, какая-то поддержка или помощь, ты можешь всегда ко мне обращаться. Я обязательно сегодня поговорю с твоей мамой. Как она держится?
Я пожимаю плечами.
В дверь заглядывает мой художественно одарённый сосед. Учительница делает ему знак заходить и за ним в класс врывается целая толпа, застревая в дверях.
Ко мне подходит сначала Рыбкина, а потом и оба Серёги.
— Ширяев нажаловался? — спрашивает Рыбкина.
— Нет, это по старым делам. Да там ничего, просто формальности.
В этот момент в класс заходит Ширяев и его подручные. Увидев меня, червь, тот что складывался пополам, салютует мне приложив ко лбу два пальца.
— О, босс! — говорит он со смехом, но в этом нет ни насмешки, ни злобы.
— Наташ, — шепчу я, наклоняясь к ней, — а Ширяева как зовут?
Она удивлённо смотрит на меня.
— Не помнишь что ли?
Я пожимаю плечами.
— Юра, — тихонько отвечает она.
Я киваю.
— А я с Серёгой сижу или с тобой?
— С Серёгой, — говорит она и чуть краснеет.
Я улыбаюсь, залюбовавшись её смущением. Поймав смеющийся взгляд, она шутя хлопает ладошкой меня по плечу.
— Разыграл! А я и поверила, — смешно хмурится она.
— Нет, не разыграл, правда не помню, — говорю я и подмигиваю. — Наташа, ты, пожалуйста, никому не рассказывай об утреннем инциденте.
— А почему? — удивляется она.
— Что, рассказала уже?
— Н-е-е-т, — машет она головой.
— Вот и молодец. И не надо, ладно?
Я подхожу к Ширяю и он едва заметно напрягается.
— Юр, — говорю я тихонько, чтобы никто посторонний не слышал. — Я про утреннюю стычку никому говорить не буду, и Наташка не скажет. Ты своих предупреди, чтоб тоже языками не чесали. Зачем? Это ж дело наше и никого не касается. Так ведь?
Он смотрит на меня, и, надеюсь, понимает, что я о его же авторитете забочусь. Потом он с серьёзным видом кивает и протягивает мне руку. Это рукопожатие можно считать знаком примирения. Вот и хорошо. Я, честно говоря, совсем не горю желанием множить количество врагов. Приятельство и даже нейтралитет, по моему мнению, гораздо лучше.
Перемена пролетает быстро, и начинается урок. С историей, вроде, сложностей не возникает. Потом идут химия, алгебра, литература и английский с немецким. У меня, к счастью, английский. Если бы оказался в немецкой группе, получился бы полный ахтунг. Кроме «Гитлер капут» и парочки подобных фраз, я по-немецки ничего не знаю.
С непривычки нагрузочка приличная. Голова трещит, спасу нет. Надо признать, шесть уроков — это не так уж мало.
— Егор, ну чего? — спрашивает Серёга.
— В смысле?
— Чё в смысле, ты идёшь или нет? — злится он.
— Блин, куда идёшь-то?
— Ты заколебал. Ко мне идёшь? Мы же договаривались! Забыл что ли? Пацаны придут, музон послушаем, в «Монополию» поиграем. Витька доллары нарисовал, он тебе не показывал? Прям классные получились.
— А откуда «Монополия»?
— Нет, ты смеёшься что ли? Я ж сто раз говорил откуда. Миха с друзьями нарисовал.
— А-а-а… Да… Ты извини, я про своё немного задумался. Слушай, мне же на работу.
— Чё, — недоумевает он, — ты типа всегда теперь после школы пахать будешь?
— Ну блин, Серый. Надо же мне деньгу ковать, как ты думаешь…
— Вот тебе и блин, — скисает он. — Ладно, ясно всё с тобой, всю масть нам сбил. Думал побалдеем сегодня…
— Ну прости, я ж не могу на работу забить просто