Перевожу взгляд вниз, поднимаю ладонь. Тонкая кожа на запястье просвечивает нежно-синим.

идентификация пройдена

Открываю дверь.

Врывается холодящий воздух, обдувает мне лицо. Встает солнце. Его золотые лучи заливают все вокруг, на секунду застят глаза. Пока я карабкаюсь по крутому склону холма, что защищает мою каморку от завывающих ветров, чирикают птички. Переваливаю через хребет.

И сразу вижу вдалеке огороженную территорию.

На фоне неба зигзагами идут пики гор. Рядом блестит поверхность гигантского озера. Я иду по пересеченной местности к базе, по пути преодолевая завихрения исступленных порывов ветра. И вдруг, откуда ни возьмись, мне на плечо садится бабочка.

Резко останавливаюсь.

Зажав крылья насекомого меж пальцев, отрываю его от рубашки. Бабочка отчаянно бьется, а я разглядываю омерзительное тельце, поворачивая его в руке. Медленно увеличиваю давление пальцев, и она начинает биться еще отчаяннее, крылышки трепещут, задевая мою кожу.

Я моргаю. Бабочка корчится.

Тельце насекомого издает жужжание, слабенькое «бззз» на низких тонах, которое можно принять за крик. Я терпеливо жду, пока это создание умрет, однако оно лишь сильнее трепещет крыльями, сопротивляясь неизбежному. Раздраженно сжимаю пальцы, размалывая бабочку в кулаке. Вытираю ее останки о дикий пшеничный колосок и упорно продолжаю путь.

На календаре пятое мая.

Строго говоря, в Океании осень, однако погода переменчива и непредсказуема. Сегодня ветра особенно злобствуют, поэтому холодно не по сезону. У меня немеет нос, пока я с трудом пробираюсь через поле. И, встречая по пути слабенький косой солнечный лучик, стараюсь в него погрузиться, погреться в его лучах. Я прохожу две мили пешком до базы каждое утро и каждый вечер. По словам моего командующего, так надо.

А почему, он не объяснил.

Наконец дойдя до штаба, поднимаю взгляд к небу, на умирающие звезды, одновременно толкаю дверь, и в ту секунду, когда я ступаю внутрь, на меня налетает запах жженого кофе. Без лишнего шума иду по коридору, не обращая внимания на звуки, на взгляды рабочих и вооруженных солдат.

Дойдя до его кабинета, замираю. Всего пара секунд, и дверь отъезжает.

Из-за стола на меня смотрит Верховный главнокомандующий Андерсон.

Он улыбается.

Я отдаю честь.

– Входи, солдат.

Я повинуюсь.

– Как адаптация? – интересуется Андерсон, захлопывая лежащую на столе папку. Присесть не предлагает. – Уже пару дней прошло с тех пор, как тебя перевели из Двести сорок первого.

– Так точно, сэр.

– И? – Он подается вперед, сцепив перед собой пальцы. – Как самочувствие?

– Сэр?

Он наклоняет голову в мою сторону. Поднимает чашку с кофе. Едкий запах темной жидкости бьет в нос. Я смотрю, как он делает глоток, и это простое действие волшебным образом вызывает во мне противоречивые эмоции. Голова разрывается от вспышек воспоминаний: кровать, зеленый свитер, черные очки, потом пустота. Кремень осекся, пламя не занялось.

– Скучаешь по семье? – спрашивает он.

– У меня нет семьи, сэр.

– Друзья? Парень?

Внутри появляется раздражение неясного рода. Я его игнорирую.

– Никого, сэр.

Он расслабленно откидывается в кресле, улыбка становится шире.

– Так, конечно, лучше. Проще.

– Так точно, сэр.

Андресон встает.

– Проделанная тобой в последние дни работа восхищает. Подготовка прошла даже успешнее, чем предполагалось.

Он бросает на меня беглый взгляд, ожидая реакции.

Я смотрю прямо перед собой.

Он делает еще один глоток кофе и лишь потом ставит кружку возле стопки листов бумаги. Обходит стол и встает прямо напротив меня, оценивая. Шаг навстречу, и меня накрывает кофейный аромат. Я вдыхаю горьковатый ореховый запах, и он обостряет все мои чувства, почему-то вызывая легкую тошноту, но я продолжаю смотреть прямо перед собой.

Чем Андерсон ближе, тем больше я о нем узнаю.

Крепкое телосложение, какое может быть только у мужчины. Передо мной стоит стена из мышц, хотя даже костюм не может скрыть утонченные, словно вырезанные скульптором линии рук и ног. Лицо – сурово, линия подбородка четкая. Пахнет кофе и чем-то еще, чем-то чистым и душистым. Что неожиданно приятно. Этот запах заполняет мои мысли.

– Джульетта, – произносит он.

Тревога иглой пронзает мой разум. Для Верховного главнокомандующего более чем странно называть меня по имени.

– Посмотри на меня.

Поднимаю голову.

Он смущает меня пристальным взглядом, у него такое пылкое выражение лица. Его глаза необычного, строгого оттенка синего, и есть в нем что-то – густые брови, острый нос, – что будоражит древние инстинкты. Вокруг сгущается тишина, нас притягивает жажда познания. Он так долго изучает мое лицо, что я тоже начинаю исследовать его. Я отчего-то понимаю, что такая ситуация – редкость. Скорее всего, он никогда больше не предоставит мне возможности так на него смотреть.

И цепляюсь за этот шанс.

Подмечаю испещрившие лоб еле заметные морщинки, сосудистые звездочки вокруг глаз. Я стою так близко, что вижу текстуру его кожи, неровной, но еще не огрубевшей, микроскопический порез на подбородке свидетельствует о недавнем бритье. У него густые, пышные каштановые волосы, высокие скулы и красные губы темного, мрачного оттенка.

Он берется пальцем за мой подбородок, приподнимает лицо.

– Ты чрезмерно красива. Не знаю, о чем думала твоя мать.

Внутри вспыхивают удивление и смущение, однако до меня в этот момент не доходит, что надо бояться. Угрозу с его стороны я не чувствую. Эти слова кажутся формальностью. Когда он говорит, я мельком замечаю легкий скол на нижнем резце.

– Сегодня, – продолжает Андерсон, – все изменится. Впредь ты будешь следовать за мной по пятам. Твой долг – защищать меня и служить моим интересам. И только моим.

– Так точно, сэр.

Губы едва заметно изгибаются. Но глубоко в глазах засело еще что-то, более значимое.

– Ты же понимаешь, что теперь принадлежишь мне.

– Так точно, сэр.

– Мои инструкции для тебя закон. Ты будешь подчиняться только мне.

– Так точно, сэр.

Он делает шаг вперед. Радужка его глаз синяя-синяя. Прядь темных волос падает на глаза.

– Я твой хозяин.

– Так точно, сэр.

Он так близко, что я кожей ощущаю его дыхание. Кофе и мята и что-то еще, что-то неуловимое, какой-то продукт брожения… алкоголь.