— Ты выщипываешь брови, — сухо заметила она, — Выглядит глупо.

И как он мог отпустить эту девушку? Как мог быть таким непреклонным и таким глупым?

— Привет, Сал, — произнес он.

— Девушка взяла выходной? — поинтересовалась Салли с издевкой. У нее был классический акцент китаянки, рожденной в Британии. Чистый кокни, но с проблеском Каулуна в некоторых гласных.

Терри пожат плечами. Он хотел казаться самоуверенным, но ему было искренне жаль себя. Как бедняге Рокки Бальбоа, не понятому целым миром.

— Какая девушка?

— Может, она тебя бросила? — предположила Салли. — Я завязал с женщинами, — ответил он.

Питер восхищенно засмеялся.

— Еще бы, все эти поклонницы! Дружище, да ты, наверное, не щадил себя!

Салли улыбнулась. У нее были шокирующе белоснежные зубы, а глаза — цвета тающего шоколада.

— Да, она определенно его бросила.

— Ты, наверное, столько всего видел! — Питер уселся на стол и захлопал в ладоши. — Концерты в Америке! Эксклюзивные прослушивания в студиях, заваленных наркотой! Закулисные дебоши! Гастрольные автобусы, где передают по кругу «Куэрво голд» и чистое колумбийское вино! Поклонницы! Поклонницы! Поклонницы!

— Перестань пошлить, — потребовала Салли. Она всегда была блюстительницей нравов. По крайней мере, на людях.

— О господи! — Кишор залился ярко-алым румянцем, и Терри вспомнил, что разговоры о сексе всегда смущали парня. Но Питер был скабрезнее их всех, вместе взятых. Он содрогался от восторга, потирая руки.

— Расскажи нам все!

— Ну, — начал Терри, — я видел, как писает женщина.

Питер сконфуженно улыбнулся.

Это случилось в одну из первых недель его работы в «Газете», когда Терри поехал в гастрольный тур с «Линирд Скинирд». В этот тур его отправил Кевин Уайт в качестве наказания за то, что Терри принимал амфетамин прямо в офисе, — или скорее за то, что умудрился попасться на глаза одной из уборщиц. Его первый проступок в «Газете». Но Терри понравилась музыка — барное буги в эпических масштабах — и сами музыканты — семейство пьянствующих парней и девушек с юга страны. Тогда он еще не свыкся с мыслью, что ведет такую жизнь, и каждый новый день сулил ему новые приключения.

Терри оказался в чьем-то номере — одном из тех переполненных гостиничных номеров в разгаре пьянки, как бывает на гастролях, и разговаривал с одним из музыкантов, стоя на пороге ванной комнаты, потому что больше стоять было просто негде.

Бэк-вокатистка группы — невысокая и симпатичная — продефилировала мимо них, задрала юбку, спустила трусы и с шумом помочилась. У Терри отвисла челюсть, хотя он и пытался проявлять полное безразличие, словно всю жизнь только и смотрел на писающих женщин. А ведь это, вероятно, был даже не ее номер.

Питер смотрел на него в полной растерянности.

— Но… я имел в виду, я думал, ты, должно быть, знаком со звездами. Но… ты встречал — я не знаю… Мика Джаггера. Кейта. Роттена. Спрингстина. «Клэш». Дебби Харри. Дебби Харри, мать ее!

Терри задумался. Да, он и в самом деле встречал этих людей.

— Но тебе кажется, что ты их всех уже хорошо знаешь! — воскликнул он. Питер был явно озадачен. — Ты провел столько времени, размышляя о них, слушая их музыку, — продолжал Терри, — поэтому, когда ты, к примеру, встречаешь Джаггера, тебе кажется, что ты с ним уже давно знаком. Но вот писающую женщину я никогда раньше не видел. Ухмыльнувшись, Питер шлепнул Терри по руке, словно тот просто дурачился.

— Кто-нибудь, налейте ему чаю! — Питер взял банку с безалкогольным напитком. — Или у нас где-то вроде оставался джин-тоник, если ты хочешь чего покрепче.

Терри улыбнулся. Вот чем они всегда заливались перед тем, как идти на работу, — джином с «Тайзером»[14]. Доводя себя до полного отупения к началу двенадцатичасовой смены. В «Газете» этого бы просто не поняли. Им никогда не понять, что это была за работа. Люди работали здесь не ради самовыражения, не ради отдачи, не ради всех этих пресловутых ценностей среднего класса. Вы работали здесь, чтобы выжить, — единственная причина, по которой вы это делали, и иногда скука была настолько невыносима, что вам нужно было умертвить часть себя, чтобы пережить очередную смену.

Было трудно бодрствовать до восьми утра, особенно когда вы знали, что в этот момент другие ребята вашего возраста гуляют по городу или спят в теплых постельках, а с полным желудком джина вперемешку с «Тайзером» бодрствовать было даже труднее.

Терри вспомнил еще одну вещь, которая сильно осложняла им жизнь, — усыпляющие мелодии, которые передавали по радио в долгие предрассветные часы. Одна мелодия в особенности — от нее у Терри закрывались глаза, падала на грудь голова, а вместе с головой падало настроение — песенка, которая звучала так, словно ее исполнял хор, погребенный под лавиной валиума.

«Ка-пи-то-лий… ночь поможет пережить — такова была песенка, под которую их всегда вырубало — Ка-пи-то-лий… ночь поможет пережить».

Но сегодня репертуар радиостанции был совершенно иной. Сегодня по радио крутили одного только Элвиса. Из крохотного транзистора доносилась мелодия «Короля-креола». Питер сделал погромче.

— Слышал об Элвисе? — спросил он.

Терри покачал головой.

— У мер в Мемфисе. Сердечный приступ, говорят. Сорок два года. Трагично, приятель. Ты знаешь, это он все начал.

Терри был в шоке. Он внезапно понял, почему его не заметили скорбящие Теды. Но ему тогда и в голову не пришло, что умер Элвис Пресли. Элвис был одной из тех фигур, которые всегда оставались на заднем плане вашей жизни и, как вы полагали, останутся там на веки вечные.

Когда Терри был еще ребенком, Элвис, казалось, играл на зрителя — эдакий Ширли Бэсси рок-н-ролла, размашистые шоу-жесты и длинные бессмысленные баллады. Но сейчас, в вечер смерти Элвиса, слушая «Короля-креола» по Столичной радиостанции, Терри ощущал в его музыке чистое, нерафинированное, волшебство. Неожиданно на Терри нахлынула волна горя. Слезы подступили к глазам, и он поспешно их вытер. Наверное, все это из-за «спидов».

— Как поживает «Лэнд-ов-Мордор»? — спросил он. — Запланированы концерты?

«Лэнд-ов-Мордор» были группой Питера. Терри однажды видел их на заводской дискотеке по случаю Рождества. С их двадцатиминутными гитарными партиями и распевами об эльфах они загубили вечеринку практически на корню. Только яд в бутербродах мог подействовать хуже.

Питер помрачнел.

— Никому больше не нужен интеллектуальный рок. Ты только послушай, что говорят о Клэптоне. Им нужна новизна. — Питер с упреком покосился на торчащие иглами волосы Терри. — Вся эта чушь, которая тебе так нравится. Ну, знаешь — двухминутные песенки о мятежах и соцпайках. — Он вдруг просветлел. — Но если ты сможешь написать о нас очерк…