так, как мне хотелось. И тут, отвернувшись в сторону, чтобы выдохнуть после очередной бесящей фразы, я увидел Лео. Она не спеша шла от пруда. Сердце остановилось, замерло, а потом резко пустилось вскачь, словно и не было прошедших двадцати лет. За это время я встречался со многими женщинами, на одной из них даже был женат. Но сейчас, глядя как Лео, заметив нас, ускоряет шаг, как расцветает на ее лице улыбка, я с удивительной четкостью осознал, что по-настоящему за всю свою жизнь любил только ее одну.

Сил разговаривать не осталось. Я промямлил что-то несуразное и позорно сбежал. На ходу вызвал машину. Возле корпусов столкнулся с Аджитом и Райли. Они задавали какие-то серьезные вопросы, но я слушал вполуха и отвечал невпопад, краем глаза глядя на неспешно идущие по парковой дорожке два силуэта.

Наконец, подъехала машина. Наскоро распрощавшись, я с облегчением скрылся в тонированном салоне. Обернулся, чтобы еще раз увидеть Лео… Однозначно, прежде чем снова соваться к ребятам, нужно найти способ не реагировать так на нее. Любой. Занять себя другой женщиной, в конце концов. Клин клином.

* * *

Виктор теперь регулярно жаловался мне на меня. При этом обоих называя Лёх, так что иногда я путался, какой из нас двоих ему сегодня не угодил. Это было очень смешно.

В один из дней меня снова попыталось накрыть «странным» распадом. Я привычно остановил его, и тут меня скрутило жесточайшей болью. Даже не сразу разобрался, что болит рука. Я буквально валялся в кресле, не в силах не только подняться, но и воды себе налить, надеясь, что никто не зайдет и не застанет меня в таком состоянии.

Постучала Валентина. Крикнуть, чтобы не заходила, я не успел. Переменившись в лице, она бросилась ко мне. Спасительница, чтоб ее.

— Все в порядке, — с фальшивым спокойствием попытался отмахнуться я. — Принеси какого-нибудь обезболивающего. Локоть стукнул.

Ненадолго скрывшись за дверью, Валентина вернулась с таблетками и водой. Видя, что я двигаю только одной рукой предложила вызвать массажиста, снять спазм, но тут я рявкнул:

— Васильева, идите работать! Сказал же — все в порядке!

Кажется, она обиделась, но сейчас мне было не до этого.

Боль уже стала отступать, когда пришло скупое «Поломался» от Виктора. Я ужаснулся. Это что же, теперь я буду на себе чувствовать то, что происходит с ним? Так, может, и чувства к Лео не мои, а его? А я лишь переживаю его эмоции? И вообще, насколько мы разные? Есть ли у меня что-то свое собственное, или все, что у меня есть — его?

Черт возьми, когда Лёшик рос и падал с велика, не припомню, чтобы у меня коленки болели. А тут, хоть самому в ЦИТО просись. Интересно, если он сейчас умрет, что будет со мной? Исчезну, умру или все же продолжу жить, навсегда распрощавшись с распадами? Надеюсь, проверять не придется…

Наблюдать за состоянием Алексея со стороны оказалось гораздо тяжелее, чем самому лежать под капельницами. Ну да, когда ты в беспамятстве и понятия не имеешь, сколько времени прошло и что с тобой делают, это совсем другой коленкор. Не приходится беспомощно пялится на часы, ожидая новостей.

Виктор отписался лишь к концу следующего дня.

Я думал, эти сутки ожидания станут самым страшным моментом в моей жизни. Но ошибся, страшное началось позже. Лёха маялся депрессией. Самих его эмоций я, к счастью, не ощущал, но Виктор злился и всю злость изливал на меня. Теперь он чуть ли не каждый вечер приезжал в Космическое Управление, чтобы лично рассказать мне об очередной выходке Алексея. Я работал громоотводом, порядочно позабросив свои прямые обязанности. На мои замечания, что плакаться можно и по коммуникатору, Виктор только отмахивался, предпочитая ездить через пол-Москвы. Я не понимал почему, пока однажды, выходя в коридор, не застукал злого доктора обнимающимся с капитаном Васильевой. После чего с чистой совестью переложил работу громоотвода на нее. Зачем еще, в конце концов, нужны подчиненные?

Несмотря на проблемы с восстановлением руки Алексея, Виктор выглядел счастливым. Исследовательская работа, сложный медицинский случай по его профилю, отношения, перерастающие во что-то серьезное. Я наблюдал за ним с нарастающим ужасом, понимая, что близится лето. Его последнее лето.

Все попытки поговорить о будущем, Виктор отметал. Жил на всю катушку, буквально горел этой жизнью. И ведь сгорит во всех смыслах этого слова, при таком отношении.

* * *

С Алексеем мне казалось я придумал все неплохо. Повесил его на Боровского, пусть обоюдно бесят друг друга. Младший Боровский терпимостью так и не обзавелся. Все у него было либо черное, либо белое, без оттенков. Поэтому несмотря на свои научные достижения, коллегами он воспринимался скорее, как раздражающий фактор, а не человек, с которым хочется работать. Алексею же, на мой взгляд, и требовалось раздражение всех существующих рецепторов, чтобы желание жить вернулось.

Разговоров о будущем Виктор продолжал избегать. Более того, в последнее время он вообще начал избегать разговоров со мной, о чем бы то ни было. Я почти дозрел вызвать Васильеву и надавить через нее, когда мне повезло.

Алексей очередной раз взбрыкнул, засунул Виктора в блок и тот, в крайней степени раздражения, вспомнил о старом громоотводе.

— Слушай, большой Лёха, мелкий ты достал меня до печенок, — начал он прямо с порога. — Занимайся уже сам своим Алексеем! Я что-то задолбался.

— Что на этот раз? — я мотнул головой в сторону кресла, стоящего рядом с переговорным столом, и полез в бар за «успокоительным».

— Ношусь с ним, как с писаной торбой, а он теперь звонки сбрасывает, — устраиваясь за столом, продолжал жаловаться Виктор. — Я ему, видите ли, не про все варианты лечения рассказал.

Этот момент я помнил. Да. Тогда было очень обидно.

Встал, запер дверь кабинета на механический замок. На всякий случай подергал за ручку, убедился, что дверь точно закрыта. Ключ сунул в карман.

Виктор в немом вопросе, удивленно развел руками.

— Сегодня ты никуда больше не пойдешь, -обсуждать это я не собирался, просто констатировал факт. — Знаешь, как по мнению французов, нужно правильно пить коньяк?

Виктор с полминуты молчал, оценивая мое настроение. Поняв, что ругаться я не собираюсь, едва заметно кивнул, принял более расслабленную позу и ухмыльнулся.

— Лимоном закусывать?

Я усмехнулся.

— Лимоном ты бренди некачественный закусывай, Витя. Это же полностью испортит восприятие. Хороший коньяк не терпит ничего резкого. Хочешь раскрыть его вкус, создай вокруг соответствующую обстановку.

—