За окнами бушевала стихия, на море разыгрался сильный шторм. А здесь, в гостиной, было тепло и уютно, и Ольга вдруг подумала о том, что вот ей сейчас так хорошо и спокойно, как уже давным-давно не было. Правда, Славяна вскоре внесла в расслабленную программу вечера некоторое напряжение; в какой-то миг девочка, подтолкнув Ольгу локтем, завела с отцом разговор о чудаках, совершивших удивительные открытия. В отличие от ничего не подозревающего Степана, Оля сразу догадалась, о чем сейчас пойдет речь, и попыталась предупредить Славяну (мол, я сегодня уже закидывала удочку на эту тему, но бесполезно, твой отец и слушать не хочет), однако же Славяна решительно пошла в атаку и после вступления о «выдающихся открытиях, перевернувших мир» огорошила отца прямым – в лоб – вопросом: ну и когда в Приморске начнутся раскопки древнего города?

– Никогда! – взревел Степан. – По крайней мере, пока я здесь мэр! И я понял – вы сговорились! – Он подозрительно посмотрел на Ольгу со Славяной.

Девочка невозмутимо пожала плечами и пересказала отцу историю краеведа Иннокентия Павлова.

– Подумаешь! Кому-то что-то показалось, а вы и поверили! – хмыкнул Тришкин.

– Ты подаешь мне дурной пример! – строго заявила в ответ дочь.

Степан несказанно удивился: что-о?!

– Ты же сам уверял меня, что мечта всегда дается нам вместе с силой и энергией для ее осуществления! – Славяна даже привстала с места и ненароком опрокинула доску с нардами. – А Иннокентий Павлов мечтает об этом городе, он знает, что город есть, верит в него, значит, что?!

Степан покачал головой:

– Вы обе – сумасшедшие. И меня сочтут сумасшедшим, если я поддержу вашу бредовую идею.

– Все самые гениальные идеи поначалу выглядели бредово! – не сдавалась Славяна. Она подмигнула Ольге: а ты что молчишь?!

– Можно же для начала провести какие-то пробные работы, посоветоваться с археологами, все проверить? – поддержала девочку Ольга.

Под таким двойным натиском Степан не устоял. Вздохнув, он сказал, что попробует привлечь археологов, но, разумеется, пока ничего не обещает.

– Ну и кем тебе приходится этот… краевед? – поинтересовался Степан у Ольги.

– Он – ее первая любовь! – быстро вставила Славяна.

Мужчина выразительно поглядел на Ольгу:

– А вам, барышня, я бы советовал в личных вопросах быть разборчивее, внимательнее, так сказать, подходить к выбору избранника…

Поняв, что Степан иронизирует по поводу недавней истории с Барановым, Оля недовольно фыркнула.

…Пили чай, разговаривали, слушали джаз, и опять чай-джаз-разговоры, и где-то рядом шумело море, и о времени можно было забыть.

Когда Ольга вспомнила, что ей пора домой, на часах была уже полночь. Степан предложил девушке переночевать у него: оставайся, чего ночью шататься? Раздумья были недолгими, представив, что ей сейчас нужно выйти на улицу в такую непогоду, Оля согласилась остаться.

Степан устроил ее в гостевой комнате с волшебным видом на море. Как только она легла в кровать, дверь скрипнула, и в проеме возникла голова Славяны.

– Тебе чего? – усмехнулась Ольга.

Славяна буркнула: «Спокойной ночи!» – и удалилась. Ольга поняла, что девочка приходила «с проверкой», и улыбнулась: тоже мне – полиция нравов! Маленькая ревнивая собственница!

Она лежала без сна, вслушиваясь в шум моря и звуки дождя за окном. А вскоре в дверь постучали.

– Ну как на новом месте? – тихо спросил Степан, заглянув в комнату.

Ольга промолчала, притворившись, будто уже спит. Мужчина осторожно прикрыл дверь и ушел.

* * *

В печи горел огонь, отбрасывая языки пламени на потолок, стены, тела… Дом прогрелся, и стало тепло так, что можно было лежать голыми, забыв об одежде и одеялах.

Ее голова покоилась на груди Жданова. Татьяна слышала, как бьется его сердце – в такт планеты, и думала о том, как для нее важен этот мужчина; вот этот хмурый, неприкаянный, невозможный – самый лучший на свете человек.

А за окнами падал снег, и не было снегопаду ни конца ни края. Всю ночь снег засыпал лес, дороги в прошлое и ждановскую избушку.

Просто была зима.

…Утром Жданов поил свою гостью чаем, и чай с чабрецом из железной кружки оказался особенно вкусным. А потом Андрей обул ее в свои валенки, замотал в какой-то полушубок и потащил в лес.

Проваливаясь в сугробы, они брели среди вековых сосен, подпирающих небо, и камерой ловили снежинки. Сотни тысяч снежинок – белых парашютистов, чудесных странников, посланных небом на землю, – опускались им на ладони. Жданов опустил камеру и заметил, что согласен с Генри Торо, сказавшим, что воздух, в котором возникают снежинки, наполнен творческим гением; и вряд ли можно восхититься больше даже настоящими звездами, упавшими тебе на пальто.

Миллионы форм, но каждая снежинка – совершенное чудо. Неповторимое чудо. Татьяна вдруг подумала, что это напоминает любовь: миллионы раз звучала фраза «Я тебя люблю», стерлась, растаяла от ежедневного употребления, и все-таки всякий раз эти слова – абсолютное чудо. Так же как и любовь – миллионы любовных историй, миллионы мужчин и женщин любят друг друга, но каждая история любви уникальна.

– Я люблю тебя, – сказал Жданов, и Татьяна увидела, как с неба – распахни руки и сердце – к ней полетела самая прекрасная снежинка.

…В лесу была такая тишина, что, казалось, ее можно вспугнуть, потревожить даже звуком поцелуя.

…Вечером поехали в Москву. В пути, видя, что Андрей ничего не говорит и смотрит только на дорогу, Татьяна тоже молчала, словно боялась нарушить это установившееся молчание, как недавнюю лесную тишину. А когда въехали в город, Жданов вдруг признался, что специально возил ее в свой дом.

– Зачем? – удивилась Таня.

– Считай, что это была проверка на вшивость, – ответил Андрей в своей привычной, ироничной манере. – Я знаю, что ты избалована, любишь комфорт, потому и хотел показать тебе, какой я есть – без прикрас, в каких условиях я живу. Просто показать, что мы разные.

Татьяна не знала, что сказать. И эта тишина, в отличие от той – гармоничной, многозначной, наполненной тысячей чувств и смыслов, оказалась другой – гнетущей и напряженной.

Подъехали к дому. Остановив машину, Жданов бросил, глядя куда-то в пространство:

– У нас ничего не сложится. Думаю, лучше честно об этом сказать. Сейчас.

Она, конечно, не унизила себя прямым вопросом, но взглядом спросила: почему, Андрей?

Он понял, но ответил не сразу. После долгой паузы спокойно сказал:

– Ну, мы все-таки очень разные. Кто – ты и кто – я?! Боюсь, что у меня ничего не получится с женщиной с такой богатой фильмографией…

* * *

Утром Степан приготовил завтрак: сварил кофе, поджарил вкуснейшие сырники. Ольга со Славяной пили кофе (Славяна уговорила отца приготовить ей капучино вместо какао) и разговаривали. Цыганок крутился под столом, радуясь всему сразу: хозяевам, новому дню, перепавшему от Ольги сырнику, жизни.